Пятница, 29 марта, 2024

Это было, было… Ко Дню памяти жертв политических репрессий

«Врагами народа» оказывались и большие начальники, и простые люди.

30 октября в России в 25-й раз будет отмечаться День памяти жертв политических репрессий. В разные годы в нашей стране миллионы людей по политическим мотивам были подвергнуты травле, лишены жизни или свободы, помещены на принудительное лечение в психиатрические учреждения, выдворены из страны и лишены гражданства, отправлены в ссылку, на спецпоселение.

Массовые репрессии не миновали и Сахалинскую область. Незаконные преследования, аресты и наказания ни в чем не повинных в абсолютном большинстве людей происходили повсеместно. «Врагами народа» оказались и большие начальники, и простые крестьяне, представители коренных малочисленных народов Севера.

Как отмечает историк Николай Вишневский, наиболее массовым в начале 30-х годов было дело, получившее название «Островные». Оно было заведено в отношении якобы имевшейся на Северном Сахалине «широко разветвленной контрреволюционной шпионско-повстанческой вредительской организации, пустившей глубокие корни в антисоветских слоях русского и туземного населения». Группы этой «организации» были «выявлены» в 23 населенных пунктах Северного Сахалина. Всего по делу «Островные» были арестованы 115 человек, в том числе 52 представителя коренных народов Севера. 11 июля 1934 года 11 человек по этому делу были осуждены к высшей мере наказания – расстрелу, 56 человек лишены свободы на сроки от одного года до десяти лет.

Наибольшего размаха репрессии достигли в 1937 – 1938 годах. Во главе антинародного террора на Сахалине оказался начальник областного управления НКВД Владимир Дреков. Вот как в одной докладной был описан приезд следственной группы под его руководством в Дербинское (ныне Тымовское).

«Дреков мобилизовал в помощь опергруппе всю школу младших лейтенантов. Провел совещание — и начали арестовывать по нескольку человек сразу. Дреков написал один протокол, размножил его и раздал новичкам в качестве образца: «Вот так надо оформлять арест».

Арестованные показаний не давали. Тогда лейтенант Гершевич надевал на людей наручники, жал им руки, избивал их. То же самое заставлял делать и других членов опергруппы, после чего люди давали показания. Арестованные плакали и кричали, а другие, слыша это, признавались, лишь бы их не заводили в кабинет Гершевича».

Так расправлялись с крестьянами. Как выяснил позже журналист Михаил Войнилович, «основанием» для ареста служили липовые справки сельсовета о том, что люди якобы когда-то являлись кулаками. Именно крестьяне — после партийных, советских и хозяйственных кадров — в первую очередь становились жертвами репрессий. Затем шла интеллигенция.

Вот выписка из рапорта сотрудника НКВД Якимова:

«В 1938 году был арестован красноармеец Парфенов… На допросе его избили и взяли показания о наличии «шпионско-повстанческой группы» среди учителей. Затем его срочно отправили самолетом в Оху для «доделки» показаний. В результате были арестованы молодые учителя Яковлев, Меркурьев, пионервожатый Грищенко и их «руководитель» Аристархова».

Репрессии на Сахалине крепко отдавали шовинистским душком. Дрековым был объявлен лозунг: «Все нивхи и эвенки — японские шпионы и повстанцы». Он неоднократно ставил перед руководством вопрос о выселении этих людей с Сахалина, называя их «неблагонадежным элементом, представляющим реальную угрозу». Показания у коренных северян брать было очень легко, так как они были сплошь неграмотны.

Китайцев арестовывали всех подряд — без оперативных списков и установочных данных. Работники НКВД по заданию Дрекова приходили на базар и оттуда приводили людей в областное управление. Через три часа уже были готовы «покаяния о шпионаже и повстанчестве».

Исследовавший деяния Дрекова журналист Войнилович отмечает, что в документах есть любопытная деталь, раскрывающая нехитрую механику столь быстрого «успеха» следователей. Когда перепуганных, абсолютно ничего не понимающих китайцев заключали под стражу, в тюремной камере их поджидал так называемый «Василий Иванович» — тоже китаец, но сравнительно грамотный, даже образованный, прекрасно говорящий по-русски. Ему ничего не стоило убедить «друзей по несчастью» в том, что надо не перечить следователю, а признаваться во всем, чего тот пожелает.

«Подсадные утки» использовались не только против нацменьшинств. Кроме того, аппарат НКВД имел «штатных» свидетелей. Они подписывали «показания» на людей, которых в жизни не видывали. Бывали случаи, когда они по целым суткам торчали в НКВД («со своим хлебом», как сказано в документах), ходили из кабинета в кабинет, спрашивая у следователей — не надо ли подписать какой-либо протокол? В Охе, к примеру, этим подлым ремеслом занимались некие Насильников, Даютов, Бакланов и Сафронов. Насильников позже признался, что дал «втемную» показания на 25 человек.

В начале 1938 года был арестован мастер пивоваренного завода Кейшник. Чтобы сделать из него «немецкого шпиона», Кейшника непрерывно держали на ногах, лишая сна, целых полмесяца. Допрашивали посменно пять человек. Не вынеся мучений, Кейшник каким-то образом умудрился перерезать себе вены на левой руке. Дреков приказал надеть ему наручники — прямо на открытую рану. Кейшник в конце концов подписал «признание» и уже на следующий день нашел покой в могиле.

По оценкам историков, от репрессий на Северном Сахалине погибло более двух тысяч человек. В большинстве случаев расстреливали недалеко от совхоза «Пограничник» (Верхний Армудан). По приказанию Дрекова сюда съезжались в назначенный день до полусотни командиров из Александровской и Дербинской маневренных групп, с ними были и красноармейцы. Осужденных выводили сразу по 100 – 150 человек, причем открыто, среди бела дня. Это могли видеть работники совхоза. Место казни находилось примерно в полукилометре от жилых домов и хозяйственных построек, звук стрельбы отчетливо слышали в деревне…

30 октября в Верхнем Армудане (Тымовский район) состоится митинг, посвященный памяти жертв политических репрессий.

И. АРХИПОВ.

 

ПОХОЖИЕ ЗАПИСИ
баннер2

СВЕЖИЕ МАТЕРИАЛЫ