На Сахалине стартовала «красная» путина-2020. Об особенностях регионального рыбного промысла, конфликте интересов и о многом другом рассказывает президент Ассоциации рыбопромышленников Сахалинской области (АРСО), депутат областной думы Максим Козлов.
— Какие прогнозы дает наука на предстоящую путину, Максим Георгиевич? Рыба будет?
— Специалисты СахНИРО прогнозируют общий вылов лососевых приблизительно в 91 тысячу тонн, из них 46 тысяч тонн — горбуша, а 45 тысяч – кета. Для четного года это весьма хорошие цифры, если иметь в виду, что случалось добывать по 60 тысяч тонн и даже меньше. Надеемся, что эти объемы будут полностью освоены, а если подходы окажутся богаче, чем планирует наука, нам добавят дополнительные квоты.
— Сахалинскую путину невозможно представить без сезонных рабочих. Насколько убыточна для рыбопромышленных предприятий обязательная обсервация тех, кто прилетает с материка на переработку рыбы?
— Согласно установленным правилам, в течение двух недель предприятие должно обеспечивать людей жильем и питанием. Гостиница и еда для одного работника обойдется примерно в 52 тысячи рублей. В общей сложности планируется привлечь на путину около двух тысяч человек, для каждого предприятия это примерно миллионов восемь дополнительных расходов. При этом деньги надо вытащить и отдать, не будучи твердо уверенным, что предстоящая путина сложится успешно. Рыба ведь может и не пойти, а людей привозить надо. На недавнем инвестиционном совете мы обратились к областному правительству с просьбой о компенсации расходов. Соответствующие выплаты нам обещали произвести в конце года.
— Если так дорого обходятся рабочие с материка, почему бы не поискать их на местах?
— Мы ищем их, но… Официальные запросы и объявления на телеканалах в виде бегущей строки практически не дают ощутимого результата. Сахалинцы не идут к нам работать. Все они знают, что рыбалка — это тяжелый труд. И это действительно так. Стоять на неводе, на переработке — это не каждый выдержит. Да и ежемесячный заработок их не устраивает. А вот на Алтае 40 – 60 тысяч — очень хорошие деньги, поэтому оттуда люди едут охотно. На путине можно заработать и 80 тысяч, и даже больше, все зависит исключительно от подходов рыбы. А будет она или нет, никто на это повлиять не может.
— Но хоть какие-то гарантии предприятия своим работникам могут дать?
— Мы подписали трехстороннее соглашение с профсоюзами и правительством Сахалинской области. Гарантированная заработная плата составляет 30 тысяч рублей. Это для Сахалина. А вот предприятие «Курильский рыбак», например, заключил соглашение на 45 тысяч рублей в месяц. Это в том случае, если рыба вдруг не подойдет. А если она подойдет, оплата работников вырастет в зависимости от добытых объемов.
— А что можно сказать об ассортименте? Стоит ли предприятиям рассчитывать на дополнительные квоты, скажем, на кету?
— Следует иметь в виду, что практически вся сахалинская кета — 95 процентов — выращена на рыбоводных заводах. Воспроизведением популяции в основном занимается частный бизнес, и лишь в небольших количествах — государственный сектор. Заводы сами организуют промысел возвращающейся на нерест рыбы. Главным образом это необходимо, чтобы заложить очередную партию икры для выращивания молоди.
— Стало быть, не имеющим своего рыбоводного завода на кету особо рассчитывать не приходится?
— А на чем может быть выстроен такой расчет? Никому ведь не приходит в голову мысль: прийти, например, к фермеру и вывести у него из коровника часть молочнотоварного стада. Это ведь фермер его вырастил: свой труд, свои средства. То же самое и здесь: есть завод — определенный водоем, вокруг которого и организован промысел. Существуют специальные методики, которые позволяют высчитывать коэффициент возврата выращенной кеты. Ее и выбирают. В зависимости от подходов государственные рыбоводные заводы делают соответствующие перерасчеты и предоставляют право ловить кету и другим организациям.
— Целесообразность строительства заводов — одна из долгоиграющих тем для нашей рыбной отрасли. Одни всячески поддерживают искусственное воспроизводство, другие столь же активно выступают против этого. А ваша позиция?
— Прежде всего я за разумное хозяйствование. Строительство рыбоводных заводов не должно быть самоцелью. Этим должны заниматься только знающие люди. Для того чтобы поставить завод на нерестовой реке, надо четко понимать, где именно и как его ставить, какие возможности у реки и какие перспективы и так далее. В нашей ассоциации есть именно те, кто это понимает. Прежде всего мы выступаем за охрану нерестовых рек. И кто бы что ни говорил, но там, где стоит рыбоводный завод, река охраняется. И там нерестилища заполнены на все сто процентов. А на остальных реках браконьеры лосось просто вырезают.
— Но ведь существуют специальные государственные структуры, которым доверено охранять нерестовые реки?
— Формально — да, государство обязано охранять, а на деле? Государство фактически расписывается в собственном бессилии. То нет людей, то нет техники, то посмотрите, какие маленькие у инспекторов зарплаты — всего 20 – 30 тысяч. И вот на заседаниях областной думы мы вынуждены принимать обращения в адрес правительства РФ об улучшении условий для инспекторов, повышении уровня заработных плат и численности. В природоохранную инспекцию люди не идут, и большинство наших рек становится лакомым куском для браконьеров. Это касается даже такой реки, как Тымь. Для воспроизводства популяции кеты это самая эффективная река, она одна могла бы давать десятки тысяч тонн рыбы. Там тоже есть рыбоводные заводы, но они работают практически «в ноль». Если что и доходит до них во время нереста, так это крохи, поскольку рыбу вырезают еще в устье. И вырезают отнюдь не промышленники. Но из путины в путину как-то так получается, что больше всего проверок и наказаний у тех, кто ведет промышленный лов. Наверное, гораздо проще прийти на предприятие, которое стоит на месте и ни от кого не бегает, проверить бумаги и найти какое-нибудь нарушение, чем отследить и задержать реальных браконьеров.
— В последние годы Тымь то и дело становится местом конфликтов между рыбопромышленниками и представителями коренных малочисленных народов Севера (КМНС). Неужели так сложно найти взаимопонимание?
— Если бы это были одни КМНС и если бы они брали рыбу только для своих нужд, то никакого конфликта интересов там не возникало бы, я в этом уверен. Тымь интересна не только КМНС и рыбопромышленникам, но и третьим лицам — собственно, организаторам браконьерского промысла. Причем в свои схемы они активно вовлекают аборигенов. И получается вот что: скажем, живет представитель КМНС в городе, где-то работает, возможно, даже на муниципальной должности, получает зарплату. Но приходит лето, он берет отпуск, приезжает в Ноглики и заявляет: мол, я абориген, мне нужна рыба, я буду добывать ее себе на пропитание. И начинает ее добывать. Но как? Он просто сидит себе на берегу, а рядом целые бригады выбирают сетями рыбу и вывозят ее целыми машинами за пределы района. И при этом на рыбодобывающие предприятия сыплются обвинения в том, что-де они мешают КМНС ловить рыбу, которая им гарантирована законом. Что это, если не элементарное браконьерство, прикрываемое несовершенным законодательством? В этом-то и кроется весь конфликт, который, надеюсь, все-таки будет разрешен. Недавно принят закон, который должен урегулировать спорные вопросы, касающиеся КМНС. Традиционная хозяйственная деятельность и традиционный образ жизни — вот два основополагающих фактора, которые необходимо соблюдать, чтобы тебя посчитали представителем малочисленных народностей Севера. Иные варианты должны быть просто исключены — ради спасения популяции в главной реке Сахалина.
— Ни одна путина не обходится без задержаний браконьеров. Разве это не реальная помощь рыбопромышленникам?
— Безусловно. Однако это не более чем эпизоды, главное же остается вне поля зрения природоохранных структур. И в то же время все пытаются нам помочь… Каким образом? Да лишний раз прийти на предприятие с проверкой. Сегодня на рыбодобывающей отрасли завязано прямо-таки безумное количество разного рода контролирующих органов, и с каждым годом их становится все больше и больше. Такое чувство, что общество убеждено, что все рыбаки — браконьеры. Есть те, кто с откровенной неприязнью относится к промышленному рыболовству: мы только и слышим про якобы ограничение их персонального доступа к естественным ресурсам… В советские времена профессия рыбака считалась почетной, судно возвращалось с промысла — это был праздник для всех с митингами, цветами, духовым оркестром… А что сейчас? Престиж профессии падает, мы не можем привлечь молодежь для участия в путине. На рыбопромысловом флоте у нас работают люди пожилого возраста. И это не единичный случай, а устоявшаяся практика.
— Вы как-то пытаетесь влиять на ситуацию?
— Ведем просветительскую работу, защищаем интересы рыбаков. Два года назад была создана ассоциация рыбопромышленников Сахалина. Сейчас у нас уже почти 70 предприятий, это 12 000 тружеников и не менее 90 процентов сахалинского рыбного промысла. Мы даем людям работу, платим налоги, производим рыбную продукцию. У нас есть успешные предприятия. Мы стараемся выжить в нынешних непростых, порой непонятных реалиях. Главное — чтобы нам не мешали работать.
Беседовал Сергей ЧЕВГУН.
Первыми на путину вышли рыбаки Александровск-Сахалинского, Смирныховского, Углегорского, Томаринского, Холмского и Невельского районов. Объем рекомендованного вылова для них составляет 1100 тонн горбуши и 770 тонн кеты. А в середине июня к промыслу приступят предприятия Северо-Курильского района. Им предстоит выловить 6,5 тысячи тонн тихоокеанских лососей, из них 3 тысячи тонн горбуши, 1,5 тысячи тонн кеты, 1,4 тысячи тонн нерки и 400 тонн кижуча.
