О трудностях общения с полицией
Как порой бывает трудно получить необходимую информацию в органах власти! Чиновничество отгородилось от журналистов пресс-службами, где-то пресс-службы работают оперативно, с пониманием специфики журналистского труда, а где-то боятся шаг ступить без согласования с высоким начальством. Чтобы куда-то позвонить и получить две «несчастные» цифры для оперативного газетного материала – об этом нет речи. Всюду вынуждают писать письменные запросы, ответы на которые можно ждать долго, несмотря на установленные законом «О средствах массовой информации» сроки. А придет такой ответ – только руками развести остается: информация куцая. Не устраивает? Пиши новый запрос, ставь новые вопросы. И снова жди.
А ведь у журналистов есть право и на устный запрос информации, но это право почти повсеместно игнорируется. Ни один чиновник не станет сегодня говорить с представителями СМИ без разрешения самого высокого начальства. Как это понимать? Руководители повсеместно боятся, что их подчиненные по недомыслию могут ляпнуть что-нибудь не то? Раскрыть какую-то служебную тайну?
Причем в министерствах и ведомствах почему-то решили, что им принадлежит и право на дозирование информации. Мало ли что журналист хочет взять интервью у специалистов, задать интересующие его вопросы. Обойдется письменным официальным ответом, с тем объемом сведений, который в министерстве посчитают нужным. В последний раз такой инцидент случился с министерством соцзащиты.
А до этого неприятная история произошла при подготовке «полицейского» газетного материала.
Еще 20 мая я обратилась к
и. о. руководителя управления МВД по Сахалинской области Н. Чучуку с просьбой посодействовать моей встрече с кем-то из руководства межмуниципального управления МВД «Южно-Сахалинское». Нужно было получить исчерпывающую информацию по проблеме, с которой обратилась в редакцию директор одной из южно-сахалинских школ. В 2012 и 2013 годах она писала в городскую полицию, просила назначить участкового инспектора для работы в микрорайоне школы: слишком уж «расшалились» дети, живущие в соседних со школой домах, – громят тренажеры, установленные в школьном дворе, ломают деревья, шумят ночами, нарушая покой жителей. Некоторые родители сами подают пример плохого поведения своим детям: распивают во дворе спиртные напитки, сквернословят.
А в ответ директор получила постановления об отказах в возбуждении уголовных дел. В них сообщалось, что наряды полиции неоднократно патрулировали прилегающую к школе территорию, но каких-либо подозрительных лиц и лиц, распивающих спиртные напитки, не выявили. «В действиях неизвестных лиц отсутствует состав преступления, так как реальных угроз физической расправы они в отношении охраны школы не предпринимали», – сделали вывод в полиции.
А безобразия на территории школы и рядом с ней тем не менее продолжались. И в 2014 году директор была ими озабочена по-прежнему, но, памятуя о полученных ответах в виде постановлений об отказах в возбуждении уголовных дел, сама в полицию уже не обращалась.
На мой же запрос, посланный 20 мая, ответ из межмуниципального управления МВД «Южно-Сахалинское» был получен только в первых числах июля. Оказывается, полиция три недели проверяла положение дел в микрорайоне школы. 16 июня мне выслали официальный ответ, но на конверте не указали организацию, куда следовало его доставить, – только мою фамилию. Учитывая, что бизнес-центр, где размещается с недавнего времени редакция, имеет семь этажей, естественно, адресата никто не стал искать, и официальный ответ вернулся в полицию. Что ж, бывает… После неоднократных звонков мне выслали копию долгожданного ответа.
Он уместился в 18 строчек. В тексте ответа говорилось, что по моему обращению на территорию школы и соседний двор были ориентированы наружные службы управления. «В случае выявления фактов нарушения административного или уголовного законодательства гражданами на этой территории для их пресечения будет направлен незамедлительно экипаж патрульно-постовой службы», – обещало руководство городской полиции. А для получения более полной и конкретной информации предлагало обращаться: к руководителю межмуниципального управления МВД «Южно-Сахалинское» С. Гетману – каждый первый понедельник месяца с 17 до 20 часов; к начальнику полиции М. Строкову – каждый второй вторник месяца в эти же часы; к заместителю начальника полиции И. Голубкову – каждую третью среду месяца с 17 до 20 часов. Это были явно приемные дни и часы для населения.
– Это что, серьезно? – поинтересовалась я в пресс-службе областного управления МВД. – Другого времени ни у кого из руководства для беседы с журналистом не найдется? Я же не по личному вопросу хочу говорить.
Но в пресс-службе не увидели ничего особенного в таком официальном ответе. Хорошо, что приближался первый понедельник июля, и я решила воспользоваться случаем встретиться с С. Гетманом, хотя трудно представляла рабочую встречу в условиях личного приема.
Меня приняли первой, даже хотели вписать в какой-то учетный документ. С. Гетман пригласил на беседу руководителя отдела по делам несовершеннолетних Т. Милованову.
Пока шел разговор, меня не оставляла мысль, что в коридоре ждут приема люди, пришедшие к самому высокому чину в городской полиции не от хорошей жизни. И если я сильно задержу его, то кто-то может не успеть выложить свою больную проблему, а следующий прием только через месяц. Поэтому, получив ответы на основные вопросы, я попросила разрешения выяснить недостающую информацию потом, по телефону.
В коридоре, действительно, уже дожидались приема не меньше восьми человек, одна женщина была с маленьким ребенком.
После беседы в полиции у меня возникли дополнительные вопросы к Т. Миловановой. Я позвонила ей и услышала, что до конца недели она будет так загружена, что ей некогда говорить даже по телефону. Еще дважды она отвечала весьма раздраженным тоном, что у нее совещание и что она пишет какой-то документ в прокуратуру – до журналиста ли ей! Когда я звонила ей в последний раз через две недели после приема, Т. Милованова заявила, что не может говорить о своих служебных делах с гражданским человеком без разрешения руководства.
– Но послушайте, я же в присутствии этого руководства спрашивала о возможности позвонить вам для уточнения некоторых моментов, разрешение было получено, и вы даже дали мне свой рабочий телефон, – удивилась я.
Но моя собеседница была неумолима.
Что ж, писать новый запрос?
Ну а теперь о том, какую информацию я успела получить на приеме у С. Гетмана.
Он показал мне стопку рапортов экипажей патрульно-постовых служб. После моего обращения в полицию, оказывается, было организовано активное патрулирование территорий школы и соседнего двора. Судя по отчетам патрулей, они заезжали сюда каждый вечер по два-три раза в течение последнего месяца и не обнаружили никаких нарушений. «Показания» директора школы и полицейских почему-то не совпадали, а никто из жителей в эти дни в полицию не звонил.
Я усомнилась, что по звонку кого-то из жителей или школьного сторожа экипаж патрульно-постовой службы будет направлен «незамедлительно», как говорится в официальном ответе. Личный опыт и опыт сограждан говорил, что дозвониться до полиции трудно, что по вызову полицейские приезжают обычно через несколько часов, когда «ловить» уже нечего (и некого). Однако С. Гетман заверил, что полиция с каждым годом все лучше и лучше работает с населением. Сейчас здесь достаточное количество сотрудников, принимающих вызовы, около 10 экипажей наружных служб патрулируют Южно-Сахалинск, три оперативно-следственные группы выезжают на преступления. В сутки поступает около 130 вызовов, естественно, какая-то очередность выездов существует, но долго ждать полицию уже не приходится.
Однако директор школы обращалась в полицию с конкретной просьбой – о назначении участкового инспектора. На нее она ответа так и не получила. Почему? Нет необходимости в таком инспекторе или вопрос не по адресу? Об этом можно было сообщить по-человечески, без всяких постановлений об отказах в возбуждении уголовного дела.
Но на приеме у С. Гетмана выяснилось, что директор обращалась в полицию не без повода. Мне рассказали, что до 2009 года в городе существовал штат школьных инспекторов, содержался он за счет муниципальных средств. Но близилась реорганизация милиции в полицию, все финансирование передавалось на федеральный уровень, в новом штатном расписании таких должностей уже не было, их упразднили.
Однако необходимость в школьных инспекторах острая. Практически все городские школы обращаются в полицию с просьбой вернуть их, поскольку правонарушений в учебных заведениях много, сами педагогические коллективы с ними не справляются. Это и пропуски уроков, и порча школьного имущества, и хулиганство. В самой полиции всего 20 инспекторов по делам несовершеннолетних на весь город. Это крайне мало. Оказывается, о необходимости возвращения должностей школьных инспекторов уже писали вице-губернатору И. Трутневой.
Так почему же полицейское руководство обходило прямой вопрос директора об инспекторе и в своих ответах вообще его не касалось? Ведь проблема существует, и полиция ее признает. Если бы школьные инспекторы работали до сих пор, может быть, не существовало бы у директора сегодня причин обращаться в полицию? Инспекторы находились в школе, контролировали приход на учебу неблагополучных детей, беседовали с учащимися по поводу их проступков, вызывали их родителей. В пору советской власти учителя сами посещали учащихся на дому, держали связь с родителями, а в демократическое время их могут не пустить даже на порог квартиры. Когда были инспекторы, они сопровождали педагогов в семьи.
Насколько ухудшилась ситуация с подростковыми правонарушениями в последние годы? Какие аргументы приводила полиция в своем обращении в областную власть? Об этом я и хотела спросить Т. Милованову.
Почему должностные лица считают, что они работают, а журналисты вроде как отвлекают их от тяжких трудов от нечего делать? Журналисты, между прочим, выполняют общественный запрос на информацию. Они не частные просители, хотя и с просителями надо работать по-человечески. В армии чиновников любят ссылаться на законы. Только вот федеральный закон «О средствах массовой информации» они часто игнорируют.
Об этом законе вспоминают в некоторых ведомствах лишь тогда, когда СМИ опубликует нежелательную критическую статью. Тогда, чтобы сохранить лицо, обращаются в суд за защитой чести и достоинства…
Н. КОТЛЯРЕВСКАЯ.
