Поженились харьковчане Константин Калашников и Клавдия Шаповалова в 1941-м, перед самой войной. В октябре того же года Константина мобилизовали в ряды Красной Армии. В инженерных войсках лейтенант был понтонёром. Его взвод обеспечивал переправу войск: строил и восстанавливал мосты через реки и другие водные преграды. Днём, едва смолкал грохот бомбёжки и артиллерийский обстрел, сапёры занимались строительством деревянных мостов, а ночью спускались к реке, чтобы оборудовать броды.
Все годы военного лихолетья супруги писали друг другу письма. Именно они поддерживали их в трудную минуту, давали силы пережить потери, вселяли уверенность в победу.
В треугольниках фронтовика Костика и Клавочки, оставшейся в далёком тылу, вся палитра чувств: забота и переживания, любовь и нежность, взаимные обиды и ревность, тревога о родных и тоска по дому. Клавдия рассказывала, как подготовилась к зиме, сколько заготовила дров, припасла овощей и хлеба, как решила стать донором. Константин беспокоился, давал советы, как распорядиться вещами, если не хватает продуктов. В письмах можно найти сведения о хлебных карточках, получении денежных аттестатов и отправке их жене. Встречается всё, что относится к живой истории фронтовой повседневности и военных будней в тылу.
Война не щадила никого. Жестоко она обошлась и с Калашниковым. В 1942-м во время немецкой оккупации Харькова погибли его родители, брата Николая немцы угнали в Германию. Константин, потерявший связь с родными, долго разыскивал и супругу, переехавшую из села в Харьков. Там после освобождения города она работала на заводе техником. Он нашёл её только в ноябре 1943-го. На сохранившемся конверте приписка, сделанная рукой Клавдии: «Самое первое письмо с фронта!!!».
Большинство посланий Калашникова отличает краткость – он писал их между боями. Все они начинаются с обращения к жене: «Здравствуй, дорогая моя, родненькая Клавочка! Я жив-здоров, чего и тебе желаю…».
Константин, понимая, что в тылу не легче, чем на передовой, старался не огорчать жену. Рефреном звучала фраза: «я живу хорошо», «… ловим рыбу, её здесь очень много, одеты тепло, кушать хватает». И только изредка проскальзывало: «Клавочка, сегодня у меня как-то не клеится. Мысли разбегаются, сильно устал. Хочу пошутить, и шутки какие-то плоские получаются. Не принимай их только за чистую монету»; «… очень устал, Клавочка, не обижайся, что я так мало пишу. Приеду – много расскажу, а сейчас я только так – весточку о себе подаю, чтобы ты не волновалась».
Письма проходили военную цензуру, так что строчки о войне коротки: «Живу в землянке, потому что село сожжено немцами до основания, нет ни одной целой хаты». «Фронт от меня сейчас очень далеко, не слышно ни звука. Известия узнаю только, когда ко мне приезжают. Но жить здесь скучно. Вся деревня сожжена немцами при отступлении.
…Хлопцы у меня хорошие. С некоторыми из них я вместе с самого начала, с 1941 года. Хотелось бы написать тебе, где был и что делал более 2,5 лет. Но об этом в коротеньком письме не напишешь! …Уж очень тяжела была зима 1941 – 1942 года. Морозы свирепые, метели и большие переходы по 45 – 55 км в сутки. За эту зиму пришлось делать несколько переходов по несколько сот км.
Был я под Воронежем, и под Курском, и под Орлом». «…Живу неплохо и готовлюсь к боям. Буду сейчас писать редко. Почему – по-моему, знаешь, если читаешь сводки информбюро и слушаешь радио…».
На побывку не приезжал
Калашниковы молоды и, несмотря на военную обстановку, в письмах высказывают обиды за долгое молчание, выясняют отношения и вновь признаются в любви. Константин пишет: «Клавочка, прошу тебя, не обижайся на меня, на такие маленькие сухие письма. Ты очень хорошо знаешь, что я не могу изливать свои чувства на бумаге. Верь тому, что я когда-то тебе говорил. Я никогда не обманывал, да и не собираюсь обманывать».
Клавдия отвечает: «Костик, запомни, родненький: изменить тебе, или разлюбить тебя, или забыть о тебе хоть немножко – этого не случится, пока я жива! Так сильно люблю я тебя, мой далёкий, родной, хороший, так долго и терпеливо я жду тебя и так хочу дождаться! Костик, Костик, твой образ всегда передо мной, и ничей другой никогда не затмит его. Я люблю тебя, Костик, мой единственный!».
Они мечтали о ребёнке, страдали, и эта больная тема вскользь упоминается в письмах с надеждой на лучшее.
Константин отправлял Клавдии стихи и песни. Она постоянно просила его приехать в отпуск, хотя бы на часок. В ответном письме муж сообщал: «Раньше окончательного разгрома немецких гадов домой не приеду. Пока всё, что от меня потребует Родина, что требуют от меня мои старички за свою преждевременную смерть, не выполню – я не приеду ни на час, ни на миг. Когда всё кончу, когда отплачу с лихвой – тогда жди, сам примчусь без вызова…».
И это не напускной пафос. Калашников чувствовал личную ответственность за родную землю и её будущее, он так думал и поступал. За пять долгих лет он ни разу не приехал на побывку.
По мере того как шла война, Константин сообщал: «Пишу письмо на ходу. Движемся очень быстро, немец удирает так, как никогда не удирал. Успех у нас очень большой. Счастливая минута освобождения всей нашей Родины от немецко-фашистских захватчиков приближается. …Где будут нагонять меня твои письма, не могу знать. Что творится у нас – это не опишешь…».
«Нахожусь уже за государственной границей. …Наши успехи тебе из газет известны, но как они трудно достаются». «Противник под нашими ударами всё дальше и дальше уходит к своему логову. И мы приближаемся к заветной цели – концу войны».
Калашников скромно отчитывался о своих заслугах: «…Посылаю тебе удостоверение за № 217 и справку о награждении за № 218. Теперь у тебя есть все доказательства, где я и кто я».
Константин очень скучал по родному дому: «…Не нравится мне здесь за границей. У нас лучше! Здесь вся земля порезана на маленькие полоски, корову каждый пасёт сам. Словом, жизнь такая, которая у нас ушла в область предания… Клавочка, дорогая моя, сейчас как никогда витают мои мысли возле родного дома, где я провёл свою жизнь, возле тебя, с которой судьба сплела навеки, как ты пишешь. Тяжело на чужбине».

Фронтовыми дорогами Европы
Константин участвовал в форсировании Десны, Днепра, Буга, Вислы, Одера, в освобождении Варшавы на Нарвском плацдарме. В составе оккупационных войск уже в звании капитана находился в Польше и Германии. За боевые заслуги награждён орденами Красной Звезды и Богдана Хмельницкого, а также многими медалями.
И долгожданный День Победы наступил. Клавдия с воодушевлением писала: «Поздравляю тебя, мой любимый Косточка, с долгожданным днём окончательной победы над врагом!!! Твой родной Харьков шлёт тебе привет и благодарит за весь твой пройденный, с такими трудностями, путь… путь, который привёл к такому желанному всем русским народом концу!!! … Вчера 8 мая мы почти не работали. …На улицах у репродукторов столько народа было, что машины с трудом пробирались на площадь. … Ой, Косточка родненький! Ты, конечно, понимаешь, как радостно было! Во всех домах свет! Народ бежит, и все на площадь Дзержинского, и кто в чём выскочил, все взлохмаченные, все улыбаются и мурлыкают под нос какие-то песни. Дети с балконов кричат. Костик, у меня чуть сердце не выскочило! Если бы ты, Костик, видел, сколько шло народу по Сумской, и всё идут и идут и сами не знают, почему тянет на площадь ночью… Да просто и описать невозможно ту радость и чувство народа в сегодняшнюю ночь!».
А Константин встретил Победу в Германии – залпы тысяч орудий возвестили о разгроме фашистского государства.
В мае 1950 года по оргнабору Калашниковы приехали на Сахалин. Константин Захарович работал десятником, а затем до последних дней – начальником Синегорского стройуправления. Был депутатом поселкового Совета депутатов трудящихся Южно-Сахалинского района.
49 писем с фронта со штемпелями полевой почты и 52 письма на фронт почти шесть десятилетий бережно хранились в семье Калашниковых. На пожелтевших от времени листках бумаги где-то стёрся карандаш, местами выцвели чернила, на почтовых конвертах поблёкла типографская краска… Но свежесть чувств любящих людей сохранилась, как и историческая правда о событиях тех лет.
В 2004-м вдова Константина Захаровича передала семейный архив Синегорскому музею истории. А в Государственный исторический архив Сахалинской области бесценные раритеты поступили от руководителя музея Юрия Вакуленко.
Ким Чан Ок, начальник отдела информации, публикации и научного использования Государственного исторического архива Сахалинской области.