Мария Дмитриевна Траян – врач клинико-диагностической лаборатории областной больницы. Приехала в Южно-Сахалинск в 1972 году в интернатуру, да так и осталась. 21 июля ей исполнилось 70 лет, а она все еще в трудовом строю. И готова работать еще много лет, потому что энергична, потому что ей интересна ее работа и потому что ее опыт в больнице ценят. Когда Мария Дмитриевна уходит в отпуск, многие коллеги ощущают потерю – не с кем консультироваться по поводу сложного диагноза. Наш корреспондент встретилась с М. Траян накануне юбилея.
– Мария Дмитриевна, объясните, пожалуйста, зачем лечащим врачам консультироваться с вами?
– Многие, в том числе и медработники, считают, что клинико-диагностическая лаборатория – только придаток к основным медицинским службам, что работа здесь скучная и неинтересная. Как же они ошибаются! Покажу это на примере наших контактов с гематологией. Опухолевые заболевания системы крови часто прячутся под маской самых разных патологий, например анемии, фурункулеза и т. д. Больные с этими диагнозами лечатся симптоматически, и лейкозы выявляются не сразу. Мы смотрим под микроскопом кровь больного человека, и, если это сделать очень внимательно, можно найти единичные клеточки, которые подскажут, что здесь лейкоз.
Наше общение с лечащими врачами идет напрямую. Или они звонят нам, просят совета в трудных случаях, или мы просим у них дополнительной информации – какие еще симптомы наблюдаются. Чтобы вместе поставить правильный диагноз.
– Вы свою работу любите?
– Когда я приехала сюда в интернатуру по терапии, вакансий не было, и мне предложили место в лаборатории. В институте тогда такой специализации – клинико-диагностической – не было. Давали какие-то азы в разных курсах. Поэтому я совсем не представляла этой работы, но пришлось вливаться. И чем больше знаний я получала, тем интереснее она мне становилась. Ни в каком другом лечебном учреждении нет такого разнообразия сложных патологий, как в областной больнице. Благодаря этому нарабатывается опыт, оттачивается особое видение и развивается клиническое мышление. А когда пришло понимание, что от меня многое зависит, что я помогаю и лечащим врачам, и пациентам, что я нужна именно здесь, то я сказала себе: это мое. Многие врачи ищут себя в разных специализациях, в разных учреждениях. А я вот нашла себя на одном месте. И, конечно же, люблю то, что делаю.
– Мария Дмитриевна, стало ли легче, интереснее работать, когда появилась современная аппаратура?
– Конечно. Но я хочу подчеркнуть, что в нашей службе многое зависит от работника. В чем-то это аналогично УЗИ: в этом исследовании каждый врач видит «картинку» по-разному, в зависимости от профессионализма, опыта, внимательности. И у нас каждая мелочь имеет значение. Например, когда мы исследуем послеоперационный материал, то обязательно пишем, из того ли места он взят, много его или мало, качественный ли, чтобы была возможность повторить исследование. Если лаборант плохо размажет его по стеклу или неправильно покрасит – выглядеть он будет по-другому. И все это нужно увидеть, понять, чтобы не пропустить чего-то значимого.
Так вот, можно сказать случайно, я себя и нашла.
– Вы ведь и в медицину случайно попали?
– Наша семья жила в Саратовской области, в деревне. До ближайшей станции 10 км. Родители – колхозники. Кем я хотела бы быть – конечно, не знала. Закончила семилетку. А у подруги мать – фельдшер. Предложила: «Поступайте вместе в медучилище». Ну я за компанию и поехала. В школе была отличницей, в медучилище тоже больше пятерок было, чем четверок. После окончания послали меня медсестрой в сельскую больницу. А там главным врачом был молодой специалист, и нас, новичков, в его больницу в один год прибыло семь человек. Работала я хорошо, мне все было интересно, главврач заметил это и предложил отучиться на акушерку – у нас не было этого специалиста. Мне надо было отработать три года, но уже через два главврач предложил мне ехать поступать в Саратовский мединститут. Так и сказал: «Твое место там».
– И вы в это поверили?
– Поверила. Иначе не училась бы с таким упорством. Я ведь поступила на вечернее отделение. Первые три года и училась, и работала. По моим конспектам было видно, когда я сидела на лекциях после дежурств – сплошные каракули. Потом перевелась на дневное отделение. Эти первые три курса считались самыми трудными еще и потому, что в одну сессию приходилось сдавать по три тяжелейших предмета. На эти сессии я брала в больнице отпуск. Если не отпускали – увольнялась, потом устраивалась снова. У нас говорили, что после третьего курса уже можно было думать о замужестве.
– И вы думали?
– Я – нет. Я считала, что надо закончить институт. Столько сил было положено на него…
– Мария Дмитриевна, как вы познакомились с Аскольдом Леонтьевичем Траяном, легендой островной медицины, именитым неврологом?
– Мы с подругой приехали в сахалинскую областную больницу 20 апреля, а через два дня был коммунистический субботник, и мы сразу попали на коллективный труд. Там-то он меня увидел и заинтересовался.
– Вашим трудолюбием, красотой?
– Видимо, и тем, и другим.
– И что дальше?
– Он часто приходил в отделение, где я работала. Это был очень интересный человек: полиглот, эрудит. Внешне серьезный, но с большим чувством юмора. Никогда не считался со временем, никому не отказывал в консультации, ставил такие сложные диагнозы по жалобам, поведению, симптомам. Ведь тогда не было УЗИ, компьютерных томографов. Но что интересно: его диагнозы подтверждались в центральных клиниках, где все это уже было. Я не могла в него не влюбиться. Написала родным, что выхожу за Траяна замуж. Никто меня не поддержал, все за меня испугались. Но я когда что-то решу – не отступаю.
– Чего они так испугались? Он был намного старше вас?
– На девять лет. Но беспокоило всех другое – у Аскольда Леонтьевича после смерти жены осталось двое детей: Лене было 13 лет, Володе 2 года. Потом уже родные, когда познакомились с моим мужем, изменили свое мнение о нашем браке, полюбили Аскольда.
– А вам не страшно было – все-таки двое детей?
– Не то что страшно – я просто сильно переживала, смогу ли заменить им мать. Так-то они меня вроде приняли, я не видела враждебности, ревности. Но самоедство меня не покидало, я не была уверена, правильно ли их воспитываю. Смешно, но маленький Володя звал меня Марией, как отец. Как-то я пришла за ним в детский сад одна, без папы. Дети закричали: «Вова, Вова, за тобой мама пришла!». Я его одеваю, а он спрашивает: «Ты моя мама?» – «Да» – «Тогда я тебя буду мамой звать». Он узнал, что я ему неродная только в 14 лет.
– У вас родился и общий сын…
– С рождением Димы меня перестал мучить комплекс материнской неполноценности.
– Кто-то из ваших детей пошел по медицинской линии?
– Только Дмитрий. Он пошел по стопам отца – стал неврологом. С конца прошлого года его назначили еще и заместителем главного врача по терапевтической службе. Он когда еще в школе учился, решил поступать в медицинский институт. Отец устроил ему проверку на правильность выбора профессии – предложил после девятого класса поработать санитаром в операционной травматологического отделения. Пусть увидит кровь, боль, понюхает, чем все это пахнет. «А что я буду там делать?» – спросил сын. «Ампутированные ноги относить на помойку», – пошутил отец.
Дима отработал положенное, выдержал испытание. В последний день работы ему и правда пришлось относить ампутированную ногу в морг.
– Дмитрий сразу поступил в мединститут?
– Вы же помните, какими были 90-е годы? Мы побоялись отпускать его в чужой город, уговорили поступить дома на экономический факультет филиала Плехановского института. На третьем курсе сын столкнулся с бухгалтерией и сказал: «Это не мое». И переубедить его в этом мы не смогли. Дима стал студентом Хабаровского мединститута.
– Аскольд Леонтьевич умер в 63 года. Рано. Неужели медицина оказалась бессильной?
– Муж не придерживался здорового образа жизни, много курил. И, видимо, очень хорошо знал состояние своих сосудов. Он ведь не хотел вызывать «скорую», когда ему стало плохо. Однако мы вызвали, но все было напрасно.
– Мария Дмитриевна, при таком отношении к своей работе, при том, как ценят вас в больнице, вы остаетесь рядовым врачом. Чем это объясняется: отсутствием амбиций, неуверенностью в наличии качеств, необходимых руководителю?
– Меня ставили заведующей лабораторией еще тридцать лет назад. Я этого очень не хотела, административная работа – не мое. Главврач обещал меня освободить от нее, как только появятся новые специалисты, и я ждала этого целых пять лет. Пять лет была и. о. Периодически писала заявления на увольнение, которые главврач не подписывал. Спрашивал: «Вам что, будет интересно работать в поликлинике?».
Через пять лет он сказал, что освободит от административной работы, если я найду кандидатуру на место заведующей лабораторией. А потом оказалось, что он уезжает. То есть ему было спокойно, чтобы я была на этом месте, пока он работает.
За многие годы я убедилась, что мое – это микроскоп, реальная, практическая, а не бумажная работа.
– Спасибо за интервью.
Н. КОТЛЯРЕВСКАЯ.
