С моим тёзкой Мишкой мы познакомились в городе Поронайске ещё в детстве. Наши мамы были подругами. И в один из дней августа мы всей семьёй пришли к ним в гости.
Оказалось, что у нас с Мишкой общее увлечение – мы собирали монеты. У него уже была целая коллекция из десяти штук. А у меня всего три. Но я сказал, что монет у меня почти столько же:
– Только они у меня не здесь, и показать я их не могу. Но готов хоть сейчас поменяться на твою монетку заочно.
Мы договорились поменяться, как только его семья переедет в Южно-Сахалинск, ведь такие планы строились.
Ещё у Мишки был младший брат Женька. Худенький, как и я, он внешностью напоминал взъерошенного воробушка.
Уже следующим летом Мишкина семья переехала в Южно-Сахалинск. И почти в то же самое время папа подарил мне пушку. Она была самая настоящая, только маленькая, из нержавеющей стали, с лафетом. Заряжалась с дула. Имела затравочное отверстие и могла стрелять крупной дробью.
Когда папа дарил пушку, он объяснил, что это опасное оружие и что я могу из него стрелять только соблюдая определённые правила. И я эти правила старательно соблюдал. Папа сказал тогда, что если я их нарушу, то подарка больше не увижу.
Пушка всегда привинчивалась к полу шурупом. Чёрный порох отмерялся мензуркой. А заряд пушки имел только одну дробину. Иначе бы разорвало ствол.
Весь новый учебный год для меня и друга Мишки был чередованием школы и пушечных баталий. Увлечение же нумизматикой сохранилось на десятилетия.
Тот год был наполнен запахом пороха. Приходя из школы и сделав «домашку», я привинчивал орудие к полу и, выстроив напротив него солдатиков, играл в «настоящую войну». Гремели залпы, и солдаты ложились ротами под моим огнём. Командиры бросали в бой кавалерию. Но я был непреклонен. Моя батарея отражала все атаки неприятеля.
Воздух в комнате наполнялся дымом от сгоревшего чёрного пороха. Но я этого не замечал. Эйфория победы зажигала моё маленькое сердце. К возвращению родителей с работы квартира обязательно проветривалась, а сами бои прерывались не меньше чем за час до появления в доме отца.
Стоит сказать, что к пушке прилагалась изрядная баночка чёрного пороха. Я относился к ней уважительно, всегда закрывал её металлической крышкой.
Наступило лето. Каникулы. Мы росли. Хотелось большего. Во всём. И в наших баталиях тоже.
Мишка прибежал ко мне с новостью:
– Я купил с рук одностволку!
Ружьё было старое, по нему можно было писать пиратские легенды.
А так как с патронами у нас была проблема, мы делали их сами. Стреляные гильзы брали из родительских заначек. Порох там же. И когда дома никого не было, заряжали патроны. Однако свинцовых пуль не хватало, и Мишка иногда заряжал их кусочками строительной арматуры, нарезанной ножовкой по металлу. А если они не подходили по диаметру, были малы, то обматывал их изолентой.
В тот день мы отмечали новоселье. Новоселье Мишкиной семьи, которой дали квартиру в посёлке Луговое, чуть севернее областного центра. Пришли к ним в гости мы всей семьёй. Взрослые сидели за столом, бурно обсуждали перспективы и новые условия жизни. А у нас с Мишкой созревал хитрый план пострелять из ружья на краю посёлка. Нужно было только «обрубить хвост».
Хвостом за нами увивался Женька. По нашим понятиям, он был слишком мал для таких серьёзных операций. И мы дали ему пушку. Ведь я её приволок в гости с собой, благо что она помещалась в карман моей курточки.
Родители были в зале, а в соседней комнате мы, проведя подробный, как нам казалось, инструктаж возмужавшего на наших глазах Евгения, оставили его командовать на передовой, а сами улизнули за двери.
Посреди комнаты с Женькой осталась прикрученная к полу большим шурупом пушка, баночка с порохом, а рядом были расставлены оловянные и пластмассовые солдатики.
Надо отметить, инструктаж был не просто на словах. Из прикрученной к полу пушки мы даже произвели контрольный выстрел… Упал стоявший напротив солдатик, что привело Женьку в неописуемый восторг. Теперь его совершенно не интересовало, куда мы с Мишкой идём.
И мы потихоньку ретировались из квартиры. Захватив из сарая, что был напротив Мишкиного нового дома, ружьё, ушли в сторону речки, подальше, за крайние поселковые гаражи.
Мы верили в себя. И верили в Женьку. Мы думали, что всё обойдётся… Не обошлось…
Между колхозными полями были прорыты ирригационные каналы. Глубокие, до трёх метров от уровня воды в ручьях на дне до кромки в бурьяне. Вот на таком обрыве мы и устроили с Мишкой экспериментальные стрельбы, целясь в забытую с зимы деревянную подгребную лопату. До нашего прихода она бессмысленно тлела на солнцепёке в траве. В её существовании теперь был большой смысл. Для нас, ставших индейцами племени Гойка Митича, берёзовая лопата была уже не лопатой, а белолицым злодеем. А Мишка, чтобы добавить в свой образ деталей, провёл грязной пятернёй по щекам, сразу превратившись в настоящего Чингачгука.
Стрельба велась с переменным успехом. Мы соревновались с Мишкой на точность попадания. И вот остался последний патрон.
Он был заряжен не свинцовой пулей, а тем самым самоделом из обрезка арматуры. И Мишка заложил в него экспериментальный двойной заряд пороха.
Кому из нас стрелять, определила длинная спичка.
Спичку я молча и серьёзно передал Мишке, а он мне вручил ружьё.
Я лёг на край канавы, поймал на мушку квадратное «лицо» белолицего и, не успев прижать приклад ружья к плечу, нажал на курок…
В ушах звенело. Всё, что я помнил, это неимоверно резкая боль в плече, грохот взрыва и провал в темноту. Всё, что я старался сделать, это понять, цел ли я и что вообще произошло. Всё, что я видел, это испуганные глаза на перекошенном от страха за меня лице Мишки.
Окончательно я пришёл в себя минут через пять. Плечо сильно ныло, распухало на глазах.
– Друг, если тебя это как-то порадует, врага больше нет.
Из бурьяна торчал огрызок черенка.
Победа далась большой ценой.
Мы были в таком шоке, что Мишка, забыв про место одностволки в сарае, шёл рядом со мной, неся ружьё в руках прямо в родную квартиру. Тихонечко открыв дверь ключом, он попытался спрятать ружьё за верхней одеждой в прихожей.
В этот самый момент нам навстречу выбежали родители. Впереди Мишкин папа, который что-то кричал. Вырвав из рук сына ружьё, он стал бить им о порог двери в квартиру.
Я стоял перед мамой, и моё лицо было белее мела. Это очень её напугало. Боль в плече пульсировала ударами по всему телу. Мальчишечья рука стала толще раза в три.
И тут из-за спин родителей выглянул Женька. Такого перепада в эмоциях я никогда не испытывал в жизни ни до, ни после того момента. И я, и Мишка сползли на корточки в ноги папам и мамам. Нас просто разрывало от раскатистого смеха. Я на какое-то время даже забыл про боль в плече. Мишка же стал ржать как конь, так, что его папа прервал свою экзекуцию над согнутым в дугу ружьём. Нашим родителям стало страшно за нас: дети свихнулись, сошли с ума.
Из-за угла на двух черно-белых лицами пацанов глядела красная лопоухая обезьянка, на мордашке которой не было ни ресниц, ни бровей, а вместо чёлки кучерявились короткие огарки волос…
Сказочный блеск покрытого спасительным китовым жиром лица придавал особый шик обстоятельствам неожиданной встречи героев дня.
Дружба наша была проверена огнём.
А пушку, конечно же, у меня отобрали.
Михаил Шерковцов.
Иллюстрационное фото из dzen.ru.
