Сахалинский театр кукол представил вечерний спектакль «Одиночество в Макондо» по роману Г. Маркеса.
Постановочная традиция «Ста лет одиночества» в России, честно говоря, мне неведома, так что сравнивать можно разве что с текстом. Маркес от кукольников предсказуемо срезонировал. На интернет-форуме, обычно довольно безучастном к театральным премьерам, кипела буря чувств: помимо «спасибо» – раздражение, призывы к театру строить «нормальный репертуар», упреки в затянутости и что в спектакле ничего не осталось от первоисточника. Под всем этим подразумевается, что Маркес – из разряда таких «священных коров», которых простым смертным режиссерам руками трогать не следует. Что все знают, как Маркеса ставить не надо. Еще бы кто сказал, как надо…
Часть зрителей, конечно, будет искать в спектакле те ощущения, что дарит чтение, и найдет. Но спектакль создан сегодня и по ощущениям молодого человека, живущего в сильно изменившемся мире, иррациональность которого он остро воспринимает. Одиночество в семье, в толпе, во Вселенной сегодня, кажется, самая неизлечимая беда человека, особенно после утраты коллективистских установок. «Одиночество в Макондо», в котором в общем-то воспроизводится жизнь обычного человека, больше всего напоминает сон – вязкий, тягучий, озаряемый время от времени яркими и дикими вспышками, венчающими историю каждого члена клана Буэндиа. Эта «громкость» с привычкой радоваться и убиваться в полный голос, как будто актеры пытаются вырвать из спячки зрителей, поначалу кажется наигранной. Мы не такие эмоциональные, но все же такие. Эта история могла приключиться везде – о недостижимости счастья в одном отдельно взятом семейном гнезде, обреченном на вырождение, столь же мучительное, как у немецких Будденброков или русских Железновых. Династическая лестница Буэндиа, накопившаяся за сто лет, представлена лишь парой ступеней – Урсула (Марина Маковецкая) и Хосе-Аркадио (Игорь Двуреченский) и их дети. В спектакле замешан крутой коктейль из истовой материнской любви и безнадежности, моментов мрака и истинной поэзии – так понятных нам метаний главы рода Хосе-Аркадио в поисках земли обетованной и познания, так трагически невозможных историй любви Ребеки (Анастасия Котова) и Пьетро Креспи (Виталий Альбеков), Ремедиос (Лолита Душкина) и Аурелиано (Александр Котов)… И, честно говоря, не показалось, что дети платят по счетам за грехи отцов, скорее это их выбор. Жизнь в Макондо идет по кругу – рождение, взросление, любовь, потеря – вплоть до печального финала, потому что враг у каждого внутри себя.
Главное в этом спектакле, красивом, одновременно завораживающем и отталкивающем, – воздух, настроение, которое визуализируется в основном через музыкальный ряд, пластику, через взгляды и паузы. И, конечно, посредством диалогов людей с куклами. Куклы с глазками-стразами придуманы художницей Ульяной Елизаровой. Мудрый маг Мелькиадес, змеевидный коррехидор и куча его дочерей как под копирку, грубые идолы и маски отвечают за магию, которая здесь само собой разумеющееся дело, и намекают-соблазняют на иные, за пределами Макондо, способы жизни…
Режиссер работал в спектакле этюдным методом, позиционируя себя как помощника актеров, будоража в последних стремление к сотворчеству. Счастьем назвала это взаимодействие одна из ведущих актрис театра Марина Маковецкая, безусловно открывшаяся зрителю в своей роли – той жизненной мощью, какую дает земля, сочетанием юмора и вселенской нежности. А уж какая прочная энергетическая связь была между режиссером и Собакой (Маргарита Петрова), вымышленным персонажем, было видно невооруженным глазом. В финале обе матери – Урсула и Собака – остаются берегинями памяти об обезлюдевшем Макондо. А семья Буэндиа существует лишь тенями прошлого, в котором было много кратких, как удар молнии, моментов счастья.
Руководством театра кукол, давшим карт-бланш третьекурснику Санкт-Петербургской академии театрального искусства Дмитрию Петрову (Чакчи Фросноккерсу), двигало, конечно же, не стремление в очередной раз поднять на флаг его славу вундеркинда, а то, что Маркес у него «болит», и давно. Наличие этого бесхитростно человеческого импульса, несмотря на возраст «молодо-зелено», оправдывает легкое безумие решения. При том что другой любимец режиссера, Иосиф Бродский, отозвался о произведении Маркеса нелицеприятно («обычный гнилой аграрный роман»). При том что полнота мира Маркеса так велика, что отпугивает трезвомыслящих людей от попыток штурмовать неизвестность. Театр может, конечно, не лезть на рожон. Иди и иди себе по дорожке, утоптанной предшественниками и оправданной кассовыми сборами. Но тогда театр заведомо лишает себя случайного счастья открытия и полета, без чего немыслимо нести свое призвание.
И. Сидорова.
Фото Сахалинского театра кукол.
