Сдается мне, все началось с ответсека Анатолия Ивановича Лашкаева, с которым я сидел в одном кабинете.
— Напиши что-нибудь юмористическое… Или сатирическое. Для «Краба», — сказал однажды Анатолий Иванович. — Вот и тема подходящая есть – Первомай.
Стоял апрель 92-го. К тому времени я уже полтора года работал в штате «Советского Сахалина» — вел преимущественно «рыбную» тематику: лимиты, участки, обновление промыслового флота… и прочее в том же роде.
Вечером я засел за материал. Представил себе ситуацию: группа «бывших» (6-ю статью убрали из Конституции еще в 1990-м) проводит за городом маевку. Это показалось забавным, и я начал фантазировать. Писалось легко и свободно. Возможно, еще и потому, что партийное прошлое меня не отягощало. В общем, к утру материал был готов.
Итак, «Моя первая маевка». Чем не заголовок для «Краба»? Главным героем стал «человек из народа» Еремей Топорков, по своим ухваткам живо напоминавший одного местного депутата. Стиль изложения был соответствующий — подчеркнуто разговорный, щедро приправленный городским жаргоном. Нечто среднее между ранним Жванецким и поздним Задорновым. А может, и наоборот. Во всяком случае, для оппозиционно настроенной газеты, не боявшейся спорить с власть предержащими и по более серьезным вопросам, Топорков пришелся явно ко двору. К немалому удовольствию его «крестного отца» — Анатолия Ивановича Лашкаева. А уж автора тем более.
Тогда же, буквально с первого материала, появилась и рубрика «Из цикла «Всё – первое!». Надо думать, появилась не просто так. Было предчувствие, что одним материалом мое участие в «Крабе» не ограничится. И точно: Анатолий Иванович, и сам регулярно писавший газетные юморески, настоял на том, чтобы цикл рассказов со сквозным героем был продолжен. И началось: «Моя первая приватизация», «Моя первая инаугурация»… и т. д. и т. п. Насколько авторской фантазии хватит.
Помню, как всерьез обиделся на Топоркова один из коллег, занимавшийся проблемами сельского хозяйства и активно поддерживавший предпринимателей из Голландии, приехавших на Сахалин учить местных селян выращивать картошку «по-европейски». А дело-то было пустяковое: в очередном выпуске «Краба» Еремей, на этот раз решивший стать фермером, всего лишь упомянул о… голландских завязках для мешков, без которых о подъеме сельского хозяйства якобы и думать нечего.
Между тем творческая мысль у Анатолия Ивановича не дремала.
— А почему бы не сделать так, чтобы у Еремея появились братья? — предложил он вскоре после того, как Топорков занял свое постоянное место в «Крабе». — Представляешь, у твоего Топоркова по-прежнему «всё – первое», еще один Топорков, например, с чиновниками воюет…
— А мой Топорков будет стихами говорить! — добавил зашедший в кабинет заместитель ответственного секретаря Владимир Плотников. Это сейчас он известный на Сахалине поэт, автор нескольких поэтических сборников. А тогда, в девяносто втором, Володя был человеком скромным и публиковал стихи гораздо реже, чем их писал.
Сказано – сделано. И вот у Еремея Топоркова появились родные братья, Петр и Виссарион. Так они и представлялись в газете — «Братья Топорковы» или просто «Топорки». Пришлось даже сочинить для них небольшую биографию. По старшинству сначала шел Петр, он же Анатолий Иванович Лашкаев, вторым — мой Еремей, а младший, Виссарион Топорков, разговаривал в газете поэтическими строчками, написанными Володей Плотниковым. Позже появился еще один, уже четвертый Топорков, внучок Сенечка, которого пытался вывести на газетную полосу коллега Алексей Бутаков. Но прожил Сенечка недолго и вскоре ушел в забытье. А на следующий год уехал с Сахалина и сам Леша.
Наверное, братьям Жемчужниковым вкупе с графом Толстым было проще: они вчетвером создавали одного-единственного литературного героя — Козьму Пруткова. Нам же приходилось «оживлять» своих героев практически в одиночку. Когда к очередному выпуску «Краба» Володя не успевал сочинить стихотворение (Муза, известное дело, дама капризная!) или не находилась подходящая тема для Петра, приходилось это как-то обыгрывать. Например, по очереди отправлять то одного, то другого Топорка в творческий отпуск.
Впрочем, братья были людьми ответственными и своими обязанностями по дежурству в «Крабе» не манкировали. Когда в цикле «Всё – первое!» вышла десятая по счету юмореска, мы отметили день рождения Топорковых. Был заказан торт с кремовой цифрой 10. Мы принесли его в кабинет к нашей стенографистке Ольге Бояровой и заварили крепкий чай.
Прекрасные были времена!
Последний, пятнадцатый по счету, рассказик из цикла “Все – первое” вышел в первый день нового, 1993 года. В отличие от прежних заголовков, начинавшихся с обязательного «Мой первый…» или «Мое первое…», этот имел одно решающее уточнение. По сути, прощальный получился заголовок – «Мой первый последний Новый год»…
«Иных уж нет»… А те, кто остался, едва ли заглядывают по вечерам в старые газетные подшивки. Времена литературного Топоркова закончились еще в середине девяностых: для каждого времени свой герой…
Сергей ЧЕВГУН.
ОБ АВТОРЕ
Чевгун Сергей Федорович. Работал в «Советском Сахалине» с августа 1990 года по апрель 1994-го. Собственный корреспондент, специальный корреспондент. С 2018 года снова в «Советском Сахалине», экономический обозреватель.
