Пятница, 29 марта, 2024

Уволена за аморальный проступок

Конфликтная ситуация
Суфле с подливой
Воспитателя Е. уволили из дома ребенка за аморальный проступок, не совместимый с продолжением работы. Что же такого сделала почти пятидесятилетняя женщина, что к ней применили столь жесткую статью Трудового кодекса? Не до конца разложила по детским тарелкам обед. Когда в разгар трапезы в ее группу нагрянула старший воспитатель, она обнаружила, что в суповой кастрюле оставалось еще достаточно первого, а картофельное пюре не раздавалось вовсе, двухлетние малыши ели мясное суфле с подливой без гарнира. К тому же второе блюдо было разложено в немытые тарелки из-под первого.
От Е. потребовали объяснений. Воспитатель оправдывалась тем, что визуально не отличает мясное суфле от картофельной запеканки, а второе принесли в одной кастрюле: внизу пюре, сверху суфле, и все залито подливой. Она раздала суфле как картофельную запеканку и, обнаружив еще картофельный гарнир, не знала, что делать – надо ли давать его детям. Тут-то ее и застукали. А в суповой кастрюле были отходы, сообщила провинившаяся.
Но эти объяснения не приняли. Руководство дома ребенка сочло действия Е. намеренными: мол, воспитатель и не собиралась всю принесенную в группу еду отдавать детям. На заседании комиссии по служебному расследованию случая аморального проступка говорилось о «недокорме» сирот. Случай назвали вопиющим. «Дети в доме ребенка могут получать питание исключительно в учреждении и непредоставление самой малой доли пищи отражается на их здоровье, – говорила зам. главного врача Н. Калинина. – Поступая к нам, они в ста процентах случаев имеют расстройство пищеварительной системы в той или иной степени, перинатальное поражение центральной нервной системы той или иной степени, и поэтому питание является одним из важнейших слагаемых успешной реабилитации и лечения детей. Тем более дико, что это случилось у педагога, выполняющего воспитательные функции. Поступок Е. аморален, позорит звание педагога. Таким людям не место в доме ребенка».
Уже после увольнения, скорее, после того, как воспитатель обратилась в суд, руководство учреждения побеседовало с работниками группы, где работала Е. Результатом беседы стала информация, что Е. и раньше складывала часть «детской» еды в свои контейнеры и ставила в холодильник, что эту еду постоянно выбрасывали и что Е. не раз предупреждали, что это аморально. Сотрудники вспомнили, что Е. даже ела детскую пищу перед раздачей разливной ложкой из общей кастрюли. Задним числом всем стало понятно, почему в группе Е. дети вели себя шумнее и агрессивнее, чем в других – они были постоянно голодны.
И на суде по иску Е. к дому ребенка по поводу незаконного, на ее взгляд, увольнения говорилось уже об осознанном неоднократном недокорме детей-сирот. Не для того несчастных малышей отбирают у недобросовестных родителей, чтобы они в государственном учреждении претерпевали то же, что и дома, прочувствованно выступали представители учреждения.
Уже после суда в беседе с журналистом заместитель главврача все еще доказывала  с горячностью аморальность действий Е.
– Один мальчик в группе перенес операцию на сердце, и она ему половину супа недолила. Да у него от обиды сердце могло перестать работать!
– А пробовать еду из половника – это не аморально? А раскладывать второе в немытые тарелки из-под первого – это не аморально? А сливать отходы  в чистую суповую кастрюлю – это не аморально? А писать необоснованные жалобы в прокуратуру после увольнения?
Голодают ли
в доме ребенка?
– А вы придите в дом ребенка во время кормления и посмотрите, сколько остается еды! Дети у нас заевшиеся, они бросаются хлебом, яблоками. О каком недокорме может идти речь?! – позвонили в редакцию сотрудники, пожелавшие остаться неизвестными.
Собственно, и смотреть-то не было необходимости. Главный врач сама подтвердила, что обеспечивают дом ребенка едой отлично, дети действительно позволяют себе даже бросаться фруктами.
Кормят их пять раз, в шестой, перед сном, дают еще молочный кисель. Но утром они очень хотят есть, рассказывала главный врач, потому что образуется большой перерыв. Однако с 8 утра, когда дети завтракают, до обеда, который начинается в 12 часов, есть еще и второй завтрак в 9.00. Какой ущерб детскому здоровью могли нанести недоданные однажды суп и картофельное пюре? Подчеркиваю, однажды. Увольняли-то Е. за единичный случай.
Руководство дома ребенка, правда, на первом заседании суда предложило Е. мировое соглашение – увольнение по собственному желанию. Но бывшая сотрудница отказалась наотрез. Е. почему-то была уверена в своей победе. Вовсе не чувствовала себя виноватой?
Ответчики считают: из-за того, что увольнение по статье «аморальный проступок» сложно доказать и Е. рассчитывала, что у дома ребенка это не получится.
Однако в учреждении к суду подготовились основательно. Было представлено даже заключение психолога чуть ли не на двух листах о том, к каким тяжелым последствиям для здоровья ребенка ведет недостаток еды. В материалах дела обнаружились нелестные характеристики на Е., взятые с прежних мест ее работы. К удивлению истца, возник, например, акт о взвешивании недоданной пищи – 700 граммов супа и  килограмма картофельного пюре. Судя по дате и показаниям сотрудников, оформлен акт был сразу же после обнаружения неразложенной еды, однако почему-то в протоколе заседания комиссии по служебному расследованию, датированному четырьмя днями позже, о нем даже не упоминалось, хотя он расценивался как серьезное документальное доказательство. И почему-то сама провинившаяся на взвешивании не присутствовала и о нем не знала. Е. ждали и другие «открытия», которым противопоставить ей было нечего.
А вот бывшие коллеги Е., обещавшие ей поддержку в судебном заседании, в процесс не явились, свидетельствовать побоялись. По-человечески их понять можно: очень дорожат местом работы. Известно, что хотя труд в доме ребенка нелегкий, зато зарплата почти на 60 – 70 процентов выше, чем в детском саду.
Порядок. И еще раз порядок
Е. считает, что увольнение ее было подстроено, от нее хотели избавиться, потому что она смела критиковать порядки в доме ребенка и как-то незадолго до увольнения во всеуслышание заявила, что, дескать, нельзя все это сносить молча и бояться нечего – чтобы уволить кого-то, нужен серьезный повод. Вот ей и показали, что при желании можно найти и повод, и доказательства.
Про тяжелый моральный климат в доме ребенка рассказывали и те, кто уволился в последние несколько лет, и сегодняшние сотрудники. Дескать, администрации можно все, жесткий спрос только с рядовых сотрудников. Принята система докладных – их пишут по любому, самому незначительному поводу, на докладные надо отвечать объяснительными. Сплошная нервотрепка. У администрации есть любимчики и те, кого постоянно дергают. Правда, все сотрудники, с кем состоялась беседа, признавали, что главный врач М. Старостина – очень хороший хозяйственник, сделала из учреждения «конфетку» в смысле ухоженного интерьера, материального обеспечения, условий для содержания детей. А вот людьми руководит очень жестко, самодержавно.
– Есть такая статистика: 85 процентов сотрудников всегда недовольны администрацией, – ответила на претензии своих работников М. Старостина. – Для меня главный объект внимания – дети, главная задача – обеспечить им хороший уход. Я их опекун.
Работа у медсестер и педагогов в доме ребенка сложная, признает главный врач. От осинки не родятся апельсинки, говорит она. Любить этих детей трудно, она своих сотрудников это делать и не заставляет, достаточно их жалеть и исполнять все предписанное на совесть. В доме ребенка строгий санэпидрежим, как в лечебном учреждении, у сотрудников много обязанностей.
– И тот факт, что за 12 лет руководства домом ребенка М. Старостиной не погиб ни один ребенок – заслуга строгого руководителя. Не случилось ни одной вспышки какой-либо инфекции – результат строгостей главного врача. Недавно здесь побывал уполномоченный по правам ребенка П. Астахов и поразился домашней атмосфере в учреждении – как хорошо здесь детям! Эту оценку тоже можно отнести на счет строгого руководства, – подвела итог главврач.
Многие сотрудники не выдерживают таких требований, увольняются. Увольняется до 40 человек в год, рассказала главврач. В учреждении 148 ставок, работают 98 физических единиц, что еще увеличивает нагрузку на сотрудников. В каждой группе 10 – максимум 12 детей. Сейчас ситуация с кадрами должна улучшиться – после того, как медсестер перевели на суточные дежурства. До этого они все работали по ночам, многие живут за пределами Южно-Сахалинска, трудно было добираться на работу и домой, из-за этого и увольнялись.
Е. проработала в доме ребенка полтора года, но успела получить несколько взысканий, напомнила М. Старостина. Эта информация в суде озвучивалась и, кстати, была учтена при принятии решения об увольнении. По недосмотру Е. один ребенок ушел из группы и гулял по этажу, другой упал и ушиб лоб, были докладные по поводу несоблюдения санитарно-гигиенических правил в уходе за детьми.
Сотрудники же, вставшие на анонимную защиту Е., говорят, что работала она не хуже и не лучше других – нормально, а ЧП «мелкого масштаба» случаются у каждого воспитателя.
Тонкая грань
Суд отказал Е. в удовлетворении ее исковых требований. И представитель прокуратуры, и судья посчитали, что аморальный проступок имел место, что виновность воспитателя доказана. Впрочем, известно, что у организации в смысле представления доказательств возможностей больше, чем у физического лица, и мне приходилось не раз сталкиваться с этой проблемой и самой, и в «чужих» процессах.
Е. не белая, не пушистая. Замотанная жизнью женщина, воспитывающая, кроме своих детей, еще и племянника как приемного ребенка. Работая в доме ребенка, подрабатывала в свободное от смен время в другом месте. В общем, крутилась. Но все же она и не чудовище, каким ее представили в этой истории. Сама главный врач в нашей беседе после суда достаточно сдержанно говорила о бывшем воспитателе, но ее заместитель клеймила Е. с таким воодушевлением, что поневоле возникло ощущение, что к рабочим примешиваются и какие-то личные отношения.
В комментарии к Трудовому кодексу по поводу применения к увольнению статьи «аморальный проступок» говорится, что бесспорным аморальным проступком является психическое или физическое насилие. А в принципе понятие «аморальный проступок» достаточно условно и не может иметь однозначного толкования, поскольку моральные устои и общепринятые в обществе морально-этические нормы весьма динамичны.
Кому бы я ни рассказывала историю увольнения Е., все говорили: «Ерунда какая-то. Неужто за это можно выгнать человека с позором? Проступок скорее дисциплинарный».
Мне тоже думается, что дело об аморальном проступке в доме ребенка раздули. Если Е. хотели обвинить в том, что она часть супа и картофельное пюре попросту украла, значит, надо было доказывать воровство, а не какой-то непонятный «недокорм».
Руководители дома ребенка были очень удивлены, что кто-то сомневается в аморальности поведения Е., недопонимает, что речь идет не просто о ребятишках, а о детях-сиротах. Но согласитесь: по отношению к детям-сиротам любой проступок можно подвести под аморальность.
Очень интересно, что по этому поводу думают читатели.
Н. КОТЛЯРЕВСКАЯ.

Предыдущая статья
Следующая статья
ПОХОЖИЕ ЗАПИСИ
баннер2

СВЕЖИЕ МАТЕРИАЛЫ