В № 72 «Советского Сахалина» от 8 октября 2019 года мы предложили читателям воспоминания Александра Иванова, подростком приехавшего на Сахалин в далеком 1946 году. Продолжаем рассказ нашего постоянного читателя о сахалинских впечатлениях тех лет.
Вот такой ширины! Вот такой глубины!
Разнородность сахалинских особенностей во многом определяли природные условия.
Например, ширина железнодорожной колеи на острове была в полтора раза меньше, чем на материке: всего 1070 мм против 1520. Соответственно, паровозы и вагоны были здесь миниатюрными, доставшимися еще от Японии.
С годами возникла необходимость обновления необычного железнодорожного парка, и к 1971 году старые паровозики были заменены на миниатюрные тепловозы, выпущенные на советских заводах.
Железная дорога проходила вдоль части западного и части восточного побережья. В южной части острова климат довольно мягкий, однако снега в зимнее время было здесь столько, что приходилось на 2 – 3 месяца приостанавливать железнодорожное движение.
Помнится, в феврале-марте 1947 года снежные заносы достигали десятка метров. Можно было свободно перешагивать через телеграфные провода, соединяющие макушки телеграфных столбов. Конечно, никакие снегоочистители не могли справиться с такой массой снега, оставалось разве что пробивать тоннели.
А снег идет, а снег идет…
В Хонто (Невельск) нам выделили половину двухэтажного деревянного дома метрах в 50-ти от береговой линии, окаймленной бетоном. Две комнаты были на первом, а две на втором этаже.
Помнится, как в конце февраля всю ночь шел сильный снегопад и буйствовала пурга. А утром что-то долго не рассветало. Зажгли электричество и увидели, что к оконным стеклам плотно прилегает снег.
Я взбежал на второй этаж и увидел узкие полоски дневного света в верхней части окон, также заваленных снегом. Мелькнула мысль: «А хорошо, что я с вечера оставил лопату и веник в прихожей, ведь дверь-то не откроешь!».
Тепло одевшись, я поднялся на чердак и вылез наружу через слуховое окно. Почти весь день я освобождал окна от наметов и прорывал траншею от двери до середины улицы, где она влилась в уличную траншею, прорытую соседями-японцами.
Но впечатления от шквальной пурги на этом не кончились. Наутро по дороге в школу, пересекая привокзальную площадь, я удивился необычному простору.
Оказывается, вчерашний ураган свалил двухэтажное здание вокзала. Сложившись параллелограммом, вокзал лег под свою двускатную крышу, а снег все это припорошил. Дежурного по вокзалу и сторожа в здании, к счастью, не было, так что никто не пострадал.
«Наши пограничники — храбрые ребята!»
Это слова из песни Владимира Высоцкого, правда, написанной гораздо позже и совсем по другому поводу. Тем не менее они как нельзя лучше иллюстрируют событие, однажды произошедшее на моих глазах.
Дело было в апреле 1947 года. Я сидел у окна в маленьком домике в Хонто-минами (Южное Хонто) и тихонько подвывал от того, что врач-японец сверлил мне зуб своей ужасной бормашиной.
От боли меня отвлекала сахалинская природа. Из окна открывался живописный вид на гряду сопок, разрезанную узким ущельем, по которому текла небольшая речка, впадающая в залив.
Железнодорожные рельсы проходили по мосту, перекинутому через речку, и тут же скрывались в тоннеле — одном из тех, что были во множестве прорыты в сопках.
Врач стоял спиной к окну и не видел, как к мосту подошел пассажирский поезд и согласно существующей инструкции дал гудок перед входом в тоннель (над будкой машиниста выросло облачко пара).
И вдруг от резкого звука снежная масса обрушилась с отвесного склона сопки на поезд. Японский локомотив вместе с тендером успел проскочить в тоннель, а отцепившиеся пассажирские вагоны завалились на бок. Их буквально стало заливать снежно-грязевой жижей.
Быстро сообразив, что я вою не только от бормашины, врач обернулся к окну и сразу все понял. Он схватил свой чемоданчик и как был, в белом халате, помчался к месту крушения (до него было всего метров двести). А я побежал на пограничный пост, чтоб сообщить о страшном происшествии у входа в тоннель.
Через считанные минуты первый вагон оказался полностью под снегом, второй был засыпан лишь наполовину, а третий — совсем немного. Остальные вагоны оставались на рельсах.
Стремительно мелькали лопаты, пограничники работали не щадя сил. Им удалось быстро откопать окна и забраться внутрь. Стали доставать из вагона пассажиров.
Это оказались японские женщины. Все они ехали в шахтерский городок Найхоро, что в 16 километрах к югу (видимо, там был какой-то японский праздник).
Женщины были одеты в разноцветные кимоно, у всех высокие модные прически. И вот теперь они все оказались помятыми, в испачканной одежде, некоторые — с порезами от разбитых стекол. Однако главное, что все оказались живы и, в общем-то, отделались достаточно легко. Ведь все могло быть гораздо хуже.
Из засыпанного вагона было вытащено около 25 человек, всего же пострадавших было более 70 человек. Японцы потом долго благодарили наших пограничников за то, что не дали пассажирам погибнуть под снежным завалом.
О путине
Сахалинская путина в прежние времена — это нечто неописуемое.
Примерно в конце апреля косяк тихоокеанской сельди устремлялся вдоль берега метать икру. Ширина плотной массы сельди достигала четырех километров. Если в этот момент воткнуть в море весло, оно долгое время двигалось стоймя вместе с сельдью.
В такие дни выход в море моторных рыболовных судов без особой необходимости приостанавливался. В заливе, а иногда прямо в порту в воду опускали японские шланги диаметром чуть более десяти сантиметров, по которым сельдь засасывали из моря и по специальным эстакадам отправляли непосредственно в трехметровые бетонные чаны.
Вся операция по засолке сельди проводилась механически. Необходимо было лишь по мере заполнения очередного чана перемещать сопло шланга в новую емкость. При таком производстве заготовка сельди ограничивалась лишь объемом засольных чанов.
Помнится, моя очередь на сдачу экзамена в школе задерживалась, и я отправился на берег моря, благо от школы это было совсем недалеко.
Песчаный пляж длиной в 16 километров был покрыт слоем селедочной икры шириной метров пять и толщиной примерно в полметра. Интересно, правда? А тут еще краб ползет, относительно небольшой (сантиметров 40), вдоль линии прибоя.
Ну как его не взять в руки? Я ступил брезентовыми ботинками в икорную массу… Увы, икра оказалась настолько «второй свежести», что я потом как ни пробовал мыть ботинки, никак не мог избавиться от этого запаха. Так и пришлось идти на экзамен.
«Пятерку», правда, я на экзамене все-таки получил, как и Похвальную грамоту по окончанию неполной Невельской средней школы. Несмотря на то, что школа была создана практически на пустом месте и не хватало учебников и учителей, знания она давала весьма добротные.
Как управляться с крабами
Частенько, когда были перебои с хлебом, я отправлялся на причал за крабами. Здоровые морские паукообразные с клешнями почти в человеческую ладонь ползали по палубе судна-краболова, норовя что-нибудь (или кого-нибудь) ухватить.
Надежно связав парочку крабов, я вез их на велосипеде домой. А дальше начиналась сплошная кулинария.
Я отдирал у краба панцирь и вытряхивал немногие его внутренности. Затем снова увязывал краба, клал в большое ведро и кипятил 45 минут в соленой воде.
Панцирный покров краснел, а снежно-белое мясо приобретало характерный сладковатый вкус. Панцирные секции разрезались ножницами — и пожалуйста, деликатес к вашим услугам!
Если же говорить о крабовых консервах, которые в те годы продавались повсюду, даже в сельских магазинах, то готовили их следующим образом.
Толщина мясного мускула верхней секции крабовой ноги составляла 4 – 5 сантиметров, второй секции — 3, а третьей — более двух сантиметров.
Соответственно, на конвейере в консервную банку укладывалось по два среза из первой секции, либо по три среза из второй секции, или по четыре-пять срезов из третьей секции с добавлением крабовой крошки для необходимого веса.
Краб тех лет был необыкновенно вкусен. Может быть, еще и потому, что я был так молод?..
Акула
В начале 1946 года рыболовецкий флот рыбокомбината Хонто насчитывал семь катеров мощностью от 8 до 35 лошадиных сил. Помнится, как-то летом один такой катер доставил в порт необычную добычу — акулу длиной примерно 2,5 метра.
Акула была весьма упитанной, тяжелой, с крупными плавниками. Вытащили ее на причал. Руководство комбината рассудило так: поскольку добыча внеплановая, а у местных жителей акула — деликатес, надо отдать ее японцам. Так и сделали.
Японцы шумно радовались и кричали «банзай!». Они положили рыбину на живот, и один из рыбаков, взобравшись на тушу, начал топором на длинной ручке разрубать ее вдоль.
Поскольку у акулы нет костей, а скелет составляет хрящевая основа, она легко распалась на две половинки — от носа до хвоста.
Японец выковырял из головы мозг (объемом примерно 2 куб. см) и показал его мне со словами: «Совсем думай мало, да?». А потом рыбаки начали делить акулу, чтобы всем хватило.
Спустя несколько дней я и сам оказался в роли добытчика. Катаясь на подручном плавсредстве в акватории порта, я заметил примерно на метровой глубине неподвижно застывшего акуленка, видимо, одуревшего от дизельных выхлопов. Я осторожно подвел острогу и резко ударил.
Рыбка попалась! Находившиеся рядом японские ребята с интересом рассматривали мою добычу. Я отнес показать акуленка маме, вдвоем мы измерили его.
С учетом большого хвостового плавника длина хищника оказалась 49 сантиметров. Потом я положил акуленка на траву, где его благополучно съели кошки.
Александр ИВАНОВ, житель Сахалина в 1946 – 1947 гг.
Рис. автора.
(Окончание следует).
