Это сейчас, в XXI веке, достаточно открыть интернет, чтобы с головой окунуться в безбрежное информационное море. А каких-нибудь полвека назад главными источниками новостей были только печатные СМИ.
Пожалуй, не было в Советском Союзе ни одной семьи, которая бы не выписывала сразу несколько газет. До сих пор для многих людей наиболее авторитетным и весомым остается печатное слово.
Кандидат экономических наук москвич Александр Иванов в послевоенные годы подростком вместе с родителями приехал на Сахалин и буквально влюбился в нашу островную область. Эта духовная связь не прерывается до сих пор.
Александр Сергеевич — многолетний читатель (и почитатель) «Советского Сахалина». Признается, что не без влияния нашей газеты пришел в журналистику — даже одно время работал корреспондентом в Вашингтоне.
Впечатления о жизни на Сахалине легли в основу воспоминаний, которые Александр Сергеевич предложил для публикации нашей газете.
Рывок добровольцев: из Европы – в Азию
Летом 1945 года мой отец, Иванов Сергей Александрович, в составе группы военных инженеров-специалистов работал в Берлине по демонтажу трофейного оборудования и отправке его в Союз.
В ноябре специалисты вернулись в Москву. А уже в декабре начались непонятные, но в общем-то вполне обычные для тех лет события.
Сначала арестовали полковника, в январе взяли подполковника и принялись подбираться к нижестоящим чинам. Отец не стал дожидаться своей очереди и откликнулся на тогдашний призыв осваивать Южный Сахалин, что в сложившейся ситуации было весьма благоразумно.
Мы начали готовиться к отъезду. В булочной на Смоленской площади получили хлеб по карточкам на несколько дней вперед. Московскую квартиру на время сдали инженеру — лауреату Сталинской премии. Шестого февраля 1946 года я выписался из школы, а седьмого мы уже сели в поезд Москва – Владивосток.
Позже отец узнал: пока мы пересекали заснеженные равнины и таежные дали, в Москве за ним пришли. На вопрос, где сейчас Иванов, лауреат ответил: да их всех куда-то отправили, то ли в Якутию, то ли на Сахалин… Словом, точно не известно. Однако пришедшие остались довольны оперативностью соответствующих служб. «Ну, раз уже отправили, тогда полный порядок, мы как раз их туда и собирались отправлять…».
Дорожные впечатления
Их было немало за те 11 дней путешествия из Москвы на Дальний Восток. Запомнились наиболее яркие из них.
В Новосибирске удивил потрясающе красивый, я бы сказал, какой-то удивительно стройный железнодорожный вокзал.
В Иркутске было 47 градусов мороза, однако на Ангаре лед был лишь у берегов, а середина реки оставалась незамерзшей, и над водой клубился густой пар. Стремительное течение способно противостоять даже такому морозу!
Юго-западное побережье Байкала обрамляли 56 тоннелей. Сейчас они закрыты, и поезда идут несколько южнее — по обводной дороге. А до постройки тоннелей железнодорожные составы зимой ходили даже по временным путям, проложенным прямо по льду Байкала.
В 60 километрах от Читы поезд неожиданно сильно затрясся, даже стаканы полетели со столиков, и тут же остановился. Оказалось, локомотив сошел с рельсов и запрыгал по шпалам.
Всего три часа потребовалось, чтобы дождаться ремонтного поезда из Читы. При помощи домкратов вагоны поставили на рельсы, отцепили задний вагон, у которого была повреждена тележка. И видавший виды поезд двинулся дальше.
Пока мы ехали по Сибири, буквально на каждой станции местные жители продавали чищеные кедровые орехи — всего по три рубля за стакан. Так что мы с большим удовольствием ели их практически без перерыва.
Постепенно остановок-станций становилось все меньше. Вот проехали бесконечно длинный мост через Амур, миновали Хабаровск, началось Приморье с непривычными для нас сопками.
И вот он, долгожданный Владивосток и железнодорожный вокзал, весьма близкий по архитектурным деталям и конструкционному укладу своему столичному собрату — Ярославскому вокзалу.
Несколько дней мы ждали парохода, ночуя в библиотеке транзитной организации (я там осваивал книги о русско-японской войне 1905 года). Мы с отцом часами бродили по крутым улицам, приобщаясь к суете портового города.
И вот, наконец, с несколькими десятками пассажиров погрузились на судно «Михаил Ломоносов». И хотя мы обрекли себя на трое суток изматывающей морской болезни, это нас уже сильно не беспокоило. Впереди была конечная точка нашего маршрута — остров Сахалин.
Порт Маока
Хмурым утром первого марта 1946 года на горизонте показались сопки, и пароход медленно вошел в оживленный порт Маока (будущий Холмск).
Деловито сновали грузчики в синих фирменных куртках с большими иероглифами на спине, много любопытных темноглазых детишек, аккуратно подстриженных и необычайно румяных, устремили на пароход свои вопрошающие взгляды.
Захотелось как-то их запечатлеть. Но тогдашний Сахалин был пограничной зоной, фотографирование здесь не допускалось. Так что в дальнейшем пришлось довольствоваться либо неумелыми любительскими зарисовками, либо довоенными (20 – 30-х гг.) японскими открытками.
В порту нас встретили и проводили в двухэтажный дом гостиничного типа со сквозным длинным балконом, от которого отходили многочисленные двери. В каждой комнате лежал фривольный журнал и висела фотография недавней «хозяйки» номера со всеми ее достоинствами.
Оказалось, что нас разместили в бывшем доме терпимости. Пришлось прожить здесь пару дней, пока нас не направили за 60 километров от Маока — в город Хонто (будущий Невельск). Мой отец как беспартийный был назначен главным инженером местного рыбокомбината.
Приехавший же с нами товарищ отца А. Водолажский как член партии, добровольно отказавшийся от должности домоуправа на Волхонке (ближайшего к Кремлю жилого квартала), стал директором соседнего рыбокомбината — Хонто Минами.
Ну что тебе сказать про Сахалин?..
О нем можно говорить бесконечно долго. Мне же хочется рассказать о том, что больше всего удивляло меня на острове. Помню, в голодном 1946 году на Сахалине, как и во всей стране, были перебои с хлебом (его выдавали по карточкам).
Зато в период путины было в достатке красной икры, а по прибытии краболовных судов на причале можно было видеть уникальных камчатских крабов-гигантов. (Я сам как-то решил измерить размах клешней – получилось 152 сантиметра!). Так что невольно приходилось довольствоваться избытком деликатесов.
Удивляла необычная растительность. Например, лопухи высотой около двух метров с листьями почти метрового диаметра. Идешь по такому «лесу» между стройных лопуховых «стволов», а навстречу торопится японец: «Анунэ, кумо!» («осторожно, медведь»).
Попадались и непривычно высокие кукурузообразные растения-сорняки, от которых можно избавиться лишь одним способом — вырвать с корнем. (Спустя 70 лет эти сорняки буквально заполонили придорожье в Подмосковье). Вот что действительно было роскошным, так это обилие весенних цветов на сопках: такую красоту я видел только на Сахалине.
В 1946 году южная часть Сахалина была населена японцами. Фактически захватив в 1905 году южную часть острова (вплоть до 50 параллели), Япония сразу начала строить железную дорогу (завершив ее к 1928 году) для вывоза в Японию ценнейших ресурсов — леса, угля, рыбы, пушнины, золота.
Русские люди, за пару десятилетий до этого приветствовавшие приезд на Сахалин А. П. Чехова, по большей части уехали на материк, а оставшиеся немногочисленные жители были свезены в деревню Харуки (Владимировка) вблизи заложенного японцами города Тойохара (ныне Южно-Сахалинск).
После освобождения Южного Сахалина они были распределены по населенным пунктам в качестве переводчиков. Городу Хонто досталась 14-летняя девочка. Свободно говорившая по-японски, она постоянно находилась при городском руководстве и помогала решать с местным населением все хозяйственные и социальные вопросы.
Александр ИВАНОВ, житель Сахалина в 1946 – 1947 гг.
Рис. автора.
(Продолжение следует).
