Июль, солнечное утро. У меня день рождения – шесть лет. Мне купили штапельное платьице – самое красивое в жизни: оно темно-зеленое в мелкий белый «горох», с белым круглым воротничком, сзади застежка со стеклянной прозрачной пуговкой.
У папы выходной, но нужно идти в контору угольного разреза за новой спецовкой, и он берет меня. Идти нужно пешком и довольно далеко, но я счастлива и нисколечко не устаю.
Папины сослуживцы восхищались моим нарядом, удивлялись, как я похожа на отца. А он крепко держал меня за руку, улыбался, отшучивался.
Пусть простит меня покойная мама, но отец всегда занимал в моей жизни больше места, чем она. Мама была строгой, сдержанной и… обыкновенной. Так мне казалось в детстве. Оценить ее родительский подвиг я смогла только когда у меня самой появились дети.
А папа был необыкновенным. Казалось, он мог все. Писал масляными красками картины, выпиливал резные наличники, шил четырем детям невообразимо красивые новогодние костюмы – я всегда занимала первые места на утренниках, обеспечивал всю семью зимними рукавицами на вате – тоже шил сам. Папа перелицовывал свои любимые рубашки…
Он клал печи, растил сад, легко решал трудные математические задачи, хотя закончил только девять классов. К нему часто обращались ребята-заочники горного техникума, папа помогал делать им контрольные работы. Он мог испечь вкусное печенье, сделать домашнюю колбасу, сплести корзину, изготовить лыжи и сани-розвальни для катания с высокой горки…
А еще он был щеголем. Даже в ближайший магазин за хлебом собирался как на праздник. Наглаживал через марлю брюки, долго подбирал рубашку. Начищал туфли. Мама фыркала: «Жених!». Он был стройный и выглядел действительно нарядно.
Когда мы были маленькими, отец работал в угольном разрезе взрывником и зимой приносил со смены остатки замерзшего хлеба – гостинец нам «от лисички». Лисы, действительно, бегали в тех местах, где шли угольные разработки. Гостинец был сказочно вкусный!
Потом папа закончил курсы помощников машинистов экскаваторов и стал работать на ЭШ 15-90, что расшифровывалось так: экскаватор шагающий с ковшом емкостью 15 кубометров и длиной стрелы 90 метров. Мне эти гигантские экскаваторы казались динозаврами. А папа, обслуживая техническую часть, лазил на конец стрелы, чтобы что-то там смазать или отремонтировать. И неважно, какая была погода! Морозы же зимой достигали 40 градусов. Папу наградили медалью «Шахтерская слава» за его честный, самоотверженный труд.
Он не был человеком активной жизненной позиции – скорее, стеснительным, скромным, но именно он был на войне взводным комсоргом, а в мирной жизни редактором рабочей стенгазеты, председателем родительского комитета в школе.
Сколько помню, у нас всегда было в доме много людей. Приходили друзья смотреть диафильмы, играть в настольные игры. Я в старших классах была вожатой уличного сводного отряда. В большой кладовке нашего дома была передвижная библиотека (от детской городской), сюда приходили все желающие. Родители не были против.
У папы было два набора шахмат, и вечерами в зале шла игра на двух досках. Отец «резался» со своим младшим братом, на другой доске играли обученные им подростки.
Папа любил читать. Иногда он собирал нас всех и читал вслух. С детства запомнились рассказы «про войну»: шолоховская «Судьба человека» и «Русский характер» Алексея Толстого про Егора Дремова. Все, слушая их, плакали. Плакал и папа. Говорил: «Вот это правда о войне».
Мы, дети, знали, что наш отец воевал, и воевал геройски – об этом говорили награды. Но почему-то подробностями его жизни на войне не интересовались. И он сам как будто не склонен был вспоминать пережитое. Лишь во время праздничных застолий начинал рассказывать о войне. Но всем хотелось веселья – его плохо слушали, и папа замолкал.
Помню, как лет через двадцать после войны родители собрались в гости к родственникам на Украину, в те края, где воевал отец. До этого он рассказывал, как состоял в полковой разведке и, будучи на задании, попал в занятое врагом село и не мог уйти. Его укрыли в семье, где была красивая девушка Маруся. Между разведчиком и девушкой возникла симпатия.
И папе захотелось через двадцать лет заехать в то село и повидаться с Марусей, поблагодарить ее за спасение. Но мама отца не пустила. Наверное, и правильно…
На войну его призвали летом 1942-го. Сначала были «учебки». В первый свой бой папа вступил в мае 1943 года на Курской дуге на легком танке. Тогда еще, вспоминал он, шли бои местного значения. А с 5 июля немецкие войска пошли в наступление, впереди шли «Тигры» и «Пантеры» с непробиваемой броней, их поддерживала штурмовая авиация.
Вот как папа описывал это побоище.
«В это время стояли очень знойные дни. Когда немцы начинали штурмовать, солнца не было видно, стояла черная пыль с разной мразью. Нечем было дышать, потому что кругом были трупы людей и животных, которые не всегда успевали убирать. С нашей стороны применялись все средства обороны. И это длилось до 12 июля. А 12 июля был самый жаркий из всех боев. Недалеко от нас была знаменитая Прохоровка, где шло танковое сражение, а наш полк бился с фрицами у села Шахово. Несмотря на яростные атаки противника, мы не только сдержали оборону, но и перешли в наступление. Преследуя противника, подошли к сильно заминированным полям и дорогам. Саперы обеспечивали проходы, снимали мины, но кое-какие оставались. Наш танк напоролся на одну из них. Мой водитель погиб, а я был контужен».
После госпиталя папа был в десанте на танках Т-34, а потом его перевели во взвод танковой разведки. Много раз папа ходил на вражескую сторону за «языком». Он освобождал Украину, форсировал Днепр.
«Немец по нескольку раз за ночь применял контратаки, пытаясь нас сбросить в Днепр, – писал в своих коротких воспоминаниях отец. – Бои шли большей частью рукопашные, потому что в затворные части оружия попадал песок и выводил их из строя. Дрались чем могли».
В мае 1944-го папу перевели в отдельный механизированный полк, вручили ручной пулемет Дегтярева, и с ним он не расставался до конца службы, а она продолжалась и после войны. Отца оставили в Германии до февраля 1947 года для восстановления порядка. Остатки фашистских войск разбежались, занимаясь подрывной деятельностью. Нападали на посты, склады, снимали часовых.
За время военных действий мой папа – Петр Семенович Сидоренко – был награжден двумя орденами Славы, двумя медалями «За отвагу», медалями «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией». В марте 1985 года ему вручили орден Отечественной войны II степени. Он гордился медалью Жукова, которой его наградили в 1996 году.
Вот как описываются его подвиги в наградных листах.
«При отражении контратаки противника в боях за город Цеден 5 февраля 1945 года тов. Сидоренко, выдвинувшись на фланг подразделения, огнем из ручного пулемета уничтожил 18 немецких солдат и 1 офицера. Под сильным огнем противника вынес тяжелораненого командира отделения, оказал помощь и эвакуировал его на пункт медицинской помощи. Тов. Сидоренко достоин правительственной награды – ордена Красной Звезды».
«В бою за населенный пункт Харшфельде 20 апреля 1945 года т. Сидоренко огнем из ручного пулемета сжег автомашину с боевым имуществом и истребил 9 гитлеровцев. Поддерживая своим огнем наступление подразделения, обеспечил быстрое его продвижение. За смелые и решительные действия т. Сидоренко достоин правительственной награды – ордена Красной Звезды».
Но вместо этого ордена отец получил ордена Славы III степени и II степени.
Папа рассказывал, что мог стать полным кавалером ордена Славы после одной удачной операции. Награждали весь взвод. Его собирались представить к ордену Славы I степени, но отец сказал, что у него уже есть две «Славы», а у Васи Топоркова – ни одной. Пусть Васе дадут «Славу», а ему достаточно еще одной медали «За отвагу».
И в этом был весь папа.
Но кто тогда знал и думал о послевоенных почестях и льготах?!
Он был очень впечатлительным и ответственным. Помню, где-то в конце 1978 года случился военный конфликт на китайско-вьетнамской границе, и все боялись, что России придется вступиться за Вьетнам, если разгорится настоящая война. А наш город – в 40 километрах от китайской границы. Час езды на военной технике!
Папа тогда пошел в военкомат записываться добровольцем, он хотел защитить маленьких внуков от ужасов войны. Но над ним посмеялись: «Иди домой, дед, как-нибудь обойдемся без тебя».
Мне стыдно, что о папе писали мои коллеги – амурские журналисты, а я, родная дочь, ни словом не отметила нигде его военные подвиги.
Он умер в 2001 году. На ходу, от обширного инсульта. Обещал матери, что и дня не будет лежать в тяжелой болезни, требуя ухода, и слово сдержал.
Его портрет носят внуки и правнуки в шествиях «Бессмертного полка». И на родине – в Амурской области, и в Южно-Сахалинске.
Наталья КОТЛЯРЕВСКАЯ.
