Имя японского русиста Ёсикадзу Накамуры знают филологи многих стран. Этот человек вошел в историю мировой культуры ХХ века. 88-летний профессор – специалист по древнерусской литературе, истории культурных отношений России и Японии. Он перевел на родной язык лучшие образцы русской эпической литературы, созданной за первые семь веков ее существования, а также классические произведения Пушкина и Лермонтова.
Ёсикадзу Накамура – иностранный член Российской академии наук. Его познания энциклопедичны. Он владеет английским, немецким, французским, новогреческим, церковнославянским и русским языками, хотя полиглотом себя не считает.
Двадцать лет назад Накамура приезжал на Сахалин с лекциями, которые прочел в островном университете и Южно-Сахалинском институте экономики, права и информатики. В общении профессор был прост, обаятелен, остроумен и с первых же минут завладел вниманием незнакомой аудитории.
Пожалуй, он несколько лукавил или скромничал, когда говорил, что более сорока лет изучает русский язык, но все еще говорит на нем «с грехом пополам». У слушателей его лекций и автора этих строк был повод убедиться в обратном.
Не знаю почему, но тогда, взяв интервью у японского русиста, я не решилась отдать материал в печать. Вероятно, оробела, как студентка, ощутив масштаб незаурядной личности. Но потом не раз вспоминала о той беседе. В год 95-летия «Советского Сахалина» я решила подготовить это интервью к печати, тем более что японский русист продолжает исследовательскую деятельность.
– Накамура-сэнсэй, чем вызван ваш интерес к древнерусской литературе?
– По профессии я филолог. Завершая учебу в аспирантуре Токийского университета, написал диссертацию по «Слову о полку Игореве». Выбор темы отчасти был случаен. Классическая русская литература XIX – XX веков в Японии довольно хорошо изучена, мне же хотелось исследовать малоизученное.
Специалистов по древнерусской литературе в Японии не было, и у меня завязалась переписка с работниками Пушкинского дома и сотрудниками Литературного института имени Горького в Ленинграде. Позже мы встречались. Я приезжал в Москву и город на Неве, работал в библиотеках и архивах, общался с автором учебника «История древнерусской литературы» и аналогичной хрестоматии Николаем Гудзием.
Эта работа увлекла меня. Эпическая литература правдива и исторична, чем и привлекательна. В ней нет явно вымышленных сюжетов.Такие свидетельства прошлой жизни помогают понять достижения русской литературы. Позже я перевел на японский язык труд летописца Нестора «Повесть временных лет», «Житие протопопа Аввакума», «Задонщину» и «Слово о полку Игореве». Они вошли в хрестоматию. По ней занимаются студенты университетов, изучающие русскую историю, русскую культуру.
– Можно ли вас считать первооткрывателем древнерусской литературы в Японии?
– Нет. Переводить тексты древних литературных памятников пытались и до меня. К примеру, есть шесть вариантов перевода «Слова о полку Игореве», в том числе и мой. И все равно они в точности и красоте слова уступают оригиналу. Пожалуй, мои переводы выполнены с большей обстоятельностью.
Я написал книгу о старообрядцах и назвал ее «В поисках Святой Руси. Утопические легенды староверов». В 1990 году за нее получил премию известного японского писателя Джиро Осараги. А в 1999-м за вклад в славянские науки в Российской академии наук меня наградили Большой золотой медалью имени Ломоносова.
– Чем привлекла вас история русских старообрядцев?
– Вероятно, своим романтизмом. Помыслами этих людей владела утопическая легенда о Беловодье – месте на земле, где есть все для счастливой жизни, в том числе и свобода совести. Эта идея звала людей в дорогу. Они оставляли родные места во имя мечты. Кстати, первыми староверами, посетившими Японию в 1898 году, были трое казаков с Урала. Добравшись до Одессы, совершив паломничество в Афон и Палестину, они направились в Восточную Азию. По пути в Шанхай, там, где река Янцзы впадает в Восточно-Китайское море, увидели белопенные морские волны и решили, что Беловодье близко. Однако и в Китае, и в Японии их ждало разочарование. Им пришлось вернуться на Урал.
– Из каких источников вы узнали об этих фактах?
– Из местных газет. Кстати, вторая группа староверов прибыла в Японию в 1914 году. Это были выходцы из Владивостока. Они тоже слышали, что где-то на востоке есть «Белый свет» (вариант Беловодья). В поисках этой фантастической страны они прибыли в местечко Сасанагарэ под Хакодатэ и призвали с родины своих друзей-староверов. В 1925 году здесь их проживало более 20 человек. Какое-то время они занимались разведением скота, земледелием, пекли и продавали хлеб, занимались извозом…
Интересно, что среди духоборцев были люди, искавшие убежища от ужасов гражданской войны и интервенции японской армии на Дальнем Востоке. Но позже они переселились в Северную Америку. В Японии они не могли заниматься земледелием так, как им хотелось. Им здесь было тесно. Материальных следов пребывания староверов не сохранилось, однако осталась память об их преданности своей вере.
– Расскажите о себе.
– Я родился в деревне. Интеллигентов в семье не было. В доме единственной толстой книгой был японский перевод книги Достоевского «Преступление и наказание». В детстве не раз перечитывал этот роман, он произвел на меня сильное впечатление.
Думаю, каким-то потаенным образом я обязан этой книге своим интересом к русской литературе, к русскому языку. Его стал изучать на первом курсе Токийского университета, в 21 год. И изучаю до сих пор. А еще меня очень интересуют русские народные сказки. Я к ним неравнодушен, как и к «преданьям старины глубокой». Перевел на японский язык двухтомник русских народных сказок, собранных Александром Афанасьевым. Их очень любят и дети, и взрослые.
– Что еще, помимо интереса к русской литературе и культуре, роднит лично вас с Россией?
– Я очень люблю крепкие морозы и предпочитаю холод теплу. Сейчас много говорят о том, что у каждого человека есть прошлые жизни. Если это так, то мне кажется, что когда-то я был сибиряком.
– Часто ли вы приезжали в Россию?
– Да. Побывал во многих крупных городах. У меня в России много друзей и знакомых. Общался с Василием Беловым, Валентином Распутиным, Дмитрием Лихачевым, Владимиром Крупиным, Александром Солженицыным и другими писателями.
– На Сахалине вы впервые?
– Я давно мечтал побывать здесь. Сюда в начале 1920-х прибыл мой дядя. Он окончил лишь начальную школу и поэтому служил рядовым полицейским. Ему с семьей довелось жить в разных местах Сахалина, и он часто рассказывал мне о нем как об острове сокровищ.
После войны дядя вернулся домой на Хонсю. К сожалению, без дочери. Она умерла в городке, который сейчас называется Макаров. Я никогда не видел своей двоюродной сестры. Но желание побывать в том месте, где она жила и где похоронена, у меня давнее.
– Вы много лет изучаете взаимоотношения России и Японии. Но даже наши соотечественники не могут разобраться, в какой стране живут, и говорят: «Россия – сфинкс», «Россия – загадка». А как вы ее ощущаете?
– О Японии тоже говорят, что она – загадка, что она – сфинкс. Наверное, мы этим похожи. И если будем больше общаться, то рано или поздно поймем друг друга. Мои знания современной политики и международных отношений довольно поверхностны. Но нельзя отрицать того, что соседство с Россией всегда вызывало в глубине души японцев боязнь. Психологически это объяснимо: чем больше государство, тем грознее оно со стороны.
Еще во второй половине XVIII века, когда японцы после 200-летней изоляции стали общаться с русскими, они были потрясены масштабами их государства. Потрясены той быстротой, с которой отряд Ермака покорил Сибирь, обеспечив России выход к Тихому океану.
В первой половине ХХ века между нашими странами вспыхнули две войны, несколько вооруженных столкновений и инцидентов на границах Маньчжурии. Холодная война укрепила враждебные позиции. У нас, несмотря на заинтересованность обеих сторон, до сих пор нет мирного договора. Оглядываясь на пройденный путь, вижу: у наших народов не было времени дружить.
И сейчас у России в глазах японцев двоякий имидж – грозного соседа и мирного партнера. Но диалектика такова – чем грознее становится сосед, тем меньше на него рассчитывают как на мирного партнера, и, наоборот, расширение мирного партнерства снижает потенциальную угрозу и работает на добрососедские отношения.
Войны – это катастрофа. Убежден, мир и дружбу народам несет культура. Начинаешь узнавать и понимать культуру другого народа – и начинаешь его любить. Я хотел бы привести пример.
В конце XIX века сын одного самурая, возмущенный тем, что по Симодскому трактату Япония владеет Курильскими островами, а Сахалин остается в ведении России, решил стать военным. Он трижды поступал в кадетский корпус, и всякий раз ему отказывали в приеме из-за близорукости. Исчерпав все возможности стать военным, он поступил в Токийскую школу на отделение русского языка с тем, чтобы изучить язык противника и стать дипломатом или военным переводчиком. Но по мере того, как юноша овладевал русским языком и знакомился с русской классической литературой, он ощущал, что агрессивности в его душе все меньше. Восхищение русской литературой, знакомство с культурой России преобразили его внутренний мир.
– Каким вам видится будущее российско-японских отношений?
– Я очень сильно желаю, чтобы наши дружеские отношения развивались и крепли. Мы – самые близкие соседи. И по душе мы близкие люди – по восприятию природы, искусства, красоты. Нам надо больше общаться, лучше узнать друг друга.
– Ваши любимые поговорки: русская и японская?
– Хорошо там, где нас нет. Ее смысл по-японски звучит так: сад соседа или другого человека всегда красивее.
– Какие российские кинофильмы произвели на вас впечатление?
– «Кавказский пленник», «Утомленные солнцем». А когда-то давно на кинофестивале творчества Александра Довженко мне запомнился один из ранних его фильмов «Аэроград».
– Удается ли следить за новинками российской литературы?
– Быть может, вас удивлю, но только в 1990-х в Японии изданы книги 75 российских писателей. Назову некоторых из них: Пастернак, Солженицын, Айтматов, Искандер, Распутин, Белов, Петрушевская, Крупин, Абрамов, Ерофеев, Зиновьев, Приставкин, Пикуль, Платонов, Окуджава, Толстая, Стругацкие…
– Есть ли у вас ученики-последователи?
– Да, они уже сами преподают русский язык в университетах. В отличие от меня у них была возможность учиться в Москве или Санкт-Петербурге.
– Спасибо за интервью.
Людмила Степанец.
P. S. Ёсикадзу Накамура живет в Токио. Он почетный профессор университета Хитоцубаси, где раньше преподавал, и профессор частного женского университета Кёрицу, где, по его словам, воспитывают хороших жен и умных мам, восприимчивых ко всему прекрасному.
