Когда-то я в течение полутора десятка лет исполняла обязанности народного заседателя в Сахалинском областном суде, где рассматривались уголовные дела в основном по тяжким преступлениям. Работа эта была мне интересна. Она не только давала темы для газетных выступлений, знание человеческой природы, новые эмоции, но и учила сострадать, сопереживать людям, чьи жизни были загублены или сломаны преступлением. И эти чувства вызывали не только жертвы преступлений, но иногда и обвиняемые.
Были процессы, на которых я плакала. Особенно ярко помнятся два из них.
На одном судили мужчину, который застрелил двух молодых людей. Все случилось в Долинске, и состав суда, чтобы разобраться в перипетиях преступления, выезжал туда.
Подсудимого защищал родной брат-адвокат, специально приехавший на процесс из крупного российского города. Он утверждал, что обвиняемый совершил убийство, защищая свою жизнь, что это была самооборона в чистом виде.
Множество свидетелей подтвердили, что погибшие парни пользовались дурной славой, терроризировали округу. Люди их боялись и в милицию не обращались. Если бы у обвиняемого не было оружия, когда он встретился на дороге с этими воинственно настроенными ребятами, то, возможно, в морге лежал бы он сам. Почему обвиняемый незаконно хранил оружие и носил его с собой – это обсуждалось отдельно. И за это преступление существовала отдельная статья.
Что касается убийства, дело осложнялось тем, что напали парни на обвиняемого глубокой ночью – естественно, свидетелей не было. И доказывать, что применение оружия было жизненной необходимостью, оказалось очень трудно.
Суд кропотливо изучил все обстоятельства преступления и вынес обвиняемому оправдательный приговор. Я впервые участвовала в таком исключительном событии.
Возможно, в истории уголовного суда Сахалинской области этот оправдательный приговор на то время был первым. Мы все испытывали волнение и какой-то торжественный подъем. И когда судья, зачитывая приговор, произнес: «обвиняемого считать невиновным и освободить в зале суда…», я не смогла сдержать слез. Впервые наблюдала, как обвиняемый из «клетки» вышел в объятия родных, а не уехал в наручниках в СИЗО.
В другом уголовном деле не было трупов, но по эмоциональности оно не уступало первому. А заседательских слез было пролито при его рассмотрении гораздо больше.
История такая. В один из воскресных дней в общежитие пожарных пришли две несовершеннолетние девушки. Они выпивали с молодыми мужчинами. Потерпевшая позже рассказала, что приняла три раза по трети стакана водки.
А потом она ушла с одним из парней в его комнату. Тот закрыл дверь на ключ и пошел на приступ, он, видимо, не сомневался в ее согласии. Но девушка оказала сопротивление. Видя, что парень не остановится, девушка открыла окно и выпрыгнула со второго этажа, подвернув ногу.
Ей помогли прохожие, они же вызвали и милицию.
Перед судом предстал посягнувший на честь девушки парень, было ему чуть больше 20 лет. Высокий, спортивный, приятной внешности. Характеризовался всеми хорошо. Воспитывавшая его тетя рассказала, какой он заботливый, целеустремленный.
Планировал учиться заочно. Сотрудники подчеркивали доброту, отзывчивость, профессионализм. В общем, это был нормальный парень, неглупый, с амбициями, строил далеко идущие планы.
Но… пришли девчонки, было слишком много выпито… И все рухнуло. Как говорится, дело случая.
У нас со вторым народным заседателем были дочки, да и сами мы не так давно были в таком же возрасте. Казалось бы, женщинам полагалось сострадать потерпевшей, но мы почему-то жалели больше обвиняемого.
Со времени преступления прошло уже достаточно времени. Нога у девочки зажила, воспринимала она судебную разборку спокойно, даже позволяла себе улыбаться, отвечая на некоторые вопросы участников процесса. События того дня, видимо, стали рассматриваться ею как приключение. Ничего же страшного не случилось!
В совещательной комнате мы подолгу обсуждали поведение обеих сторон.
Интересно, чего ожидала 13-летняя девчонка, идя в гости в мужское общежитие к незнакомым в общем-то парням? Зачем пила с ними водку? Судя по ее же показаниям, она выпила стакан крепкого алкоголя. Неужели в ее возрасте не нашлось другого воскресного развлечения? Или она считала крутым общаться с взрослыми на равных, не предполагая, что это чревато плохими последствиями?
Ну а парень? Разве он не видел, что она несовершеннолетняя? По-хорошему ребята должны были отправить девочек домой, а не подливать им алкоголь.
И если бы пострадавшая не дала понять, что не желает близости… Но некоторые мужчины, особенно молодые, не воспринимают серьезно женское или девичье «нет».
Чаще всего отказ только подзадоривает их: считается, что так слабый пол набивает себе цену. А если еще к этому примешивается алкоголь…
Конечно, прощать посягательство на половую неприкосновенность нельзя, но надо же рассматривать все обстоятельства случившегося…
Девочке уже было весело, а парню предстояло отправиться в тюрьму на пять лет. Ясно, что прежнего молодого человека – жизнерадостного, целеустремленного – по окончании этого срока уже не будет. Тюрьма не красит людей. Да и оптимистичных перспектив ждать уже не приходилось.
Обсуждая приговор, мы, заседатели, просили судью получше поискать в уголовном кодексе и комментариях к нему какие-нибудь смягчающие вину обстоятельства. Хотя сами уже наизусть выучили все статьи. Пять лет, считали мы, это слишком много для осознавшего, что он натворил, и раскаявшегося молодого человека. Но судья только разводил руками: ничего нельзя сделать, меньшего срока для такого преступления не существует. И вот тогда мы плакали, не стесняясь слез. И на оглашение приговора вышли с опухшими глазами.
Наталья КОТЛЯРЕВСКАЯ.
