Спросите любого гипертоника, чего он боится больше всего, и услышите: «Инсульта». И это чистая правда, слишком много вокруг примеров, когда жизнь людей из-за инсультов превратилась в трагедию. Еще не так давно это заболевание находилось на периферии внимания государства и общества. Но в начале нового столетия отношение к инсульту изменилось. Врачебное сообщество решило объявить ему войну.
Татьяна Суржа к борьбе с инсультами имеет самое прямое отношение. Она врач-невролог высшей квалификации, заведует отделением неврологии регионального сосудистого центра. Заслуженный врач Сахалинской области, отличник здравоохранения, ее медицинский стаж – 44 года. Наш корреспондент Наталья Котляревская встретилась с доктором – поговорить о ее работе и о ней самой.
– Татьяна Ивановна, я слышала мнение, что федеральная программа по снижению смертности и инвалидности от сердечно-сосудистых заболеваний пришла в область благодаря вам. Что именно вы стояли у истоков образования сосудистого центра.
– Здесь есть большое преувеличение. Я расскажу эту историю, и вы поймете о моей роли в ней. В 1989 году в южно-сахалинской городской больнице открылось отделение неврологии, меня пригласили туда работать. Заведовал им Вдовин. Мы увидели, как много у нас людей страдают от инсультов. За год в отделении лечилась почти тысяча больных, около 800 человек поступали с сосудистыми заболеваниями, и 600 из них – с инсультом. Причем инсульт перестал быть проблемой людей пожилого возраста. В Южно-Сахалинске неврологи-единомышленники создали неврологическое общество, которое стало филиалом всероссийского. Председателем его стал уважаемый Аскольд Траян, а я – секретарем. Мы стали активно работать.
В 2001 году нам предложили вступить в национальную ассоциацию по борьбе с инсультом – НАБИ. Тогда еще не было статистики по инсульту, не было показателей смертности – он не входил в число социально значимых заболеваний. Ассоциация обозначила для нас обязанности: вести регистр мозгового инсульта по Южно-Сахалинску и статистику по нему. Этот регистр до сих пор существует на базе городской больницы им. Ф. С. Анкудинова. Не без нашей помощи НАБИ собрала необходимую информацию и инициировала государственную программу по борьбе с инсультом. В число избранных для пилотного проекта 12 регионов вошла и Сахалинская область.
– И тогда был создан региональный сосудистый центр?
– Сначала его хотели открыть на базе городской больницы – я к тому времени заведовала там неврологическим отделением. Но потом решили, что областная больница подходит для этого больше: здесь были нейрохирургическое отделение (только планировались высокие технологии), отделение сосудистой хирургии, запланирована была покупка ангиографа. Создали первичные сосудистые центры в Холмске, Охе, в южно-сахалинской городской больнице им. Ф. С. Анкудинова.
Мне предложили открыть неврологическое отделение в региональном сосудистом центре. Официально центр открылся в мае 2009-го, но подготовка к этому, учеба специалистов началась двумя годами раньше.
Кроме неврологического отделения в состав центра вошли кардиология, нейрохирургия и сосудистая хирургия, ангиоблок. Центр оборудовали необходимым современным оборудованием. Кроме ангиографа приобрели микроскоп для нейрохирургов с навигационным оборудованием и многое другое.
И первичные, и региональный центры оснастили компьютерными томографами – без них диагностика инсульта невозможна. Стали привлекать центральные институты для продвижения у нас высоких технологий.
– Какая сегодня существует система отбора больных для регионального центра? Не всех же, с кем случился инсульт, везут к вам?
– Потоки больных с острым инсультом распределились так: по «скорой» их доставляют в первичные сосудистые центры – сегодня таких в области четыре. Там делают диагностику и тех больных, кому требуется высокотехнологичная помощь, доставляют по санавиации в региональный сосудистый центр.
– Какие сложные операции освоены в региональном центре?
– К сегодняшнему дню у нас наработан опыт тромбэкстракции – удаления тромбов из магистральных артерий головы и шеи. Чтобы лечение было удачным, больной должен попасть к специалистам во временное терапевтическое окно – в течение 4,5 часа после начала заболевания.
Освоено стентирование сонных артерий, оперируются аневризмы.
– Татьяна Ивановна, не будем говорить о всех, в том числе консервативных методах лечения. Скажите только: снизилась смертность от инсультов?
– Заболеваемость все эти годы росла, но смертность с открытием сосудистых центров снизилась в три раза.
– А инвалидность?
– К сожалению, цифр я привести не могу. Но могу сказать, что вопрос усовершенствования реабилитации больных с инсультом по-прежнему стоит остро, хотя делается для этого много.
В каждом центре созданы реабилитационные бригады. В первые же сутки после поступления пациентов тестируют специалисты этих бригад: кинезиотерапевт-инструктор по лечебной физкультуре, логопед (он контролирует восстановление функции глотания, вопросы питания), реаниматолог, невролог, медсестра. Все специалисты обучены на центральных базах, приобрели опыт ведения пациентов, начиная с реанимации. Благодаря им многие больные избегают инвалидности.
Но специалистов не хватает, а пациентов доставляют в стационары часто очень поздно.
– Неужели за последние десять лет люди еще не заучили признаки инсульта, не знают о терапевтическом окне?
– О профилактике инсульта информации много, но в терапевтическом окне сегодня поступают только около 30 процентов больных. Много ведь одиноких людей. И часто люди не придают значения симптомам. Где-то 87 процентов пациентов попадают на лечение в первые сутки, и это мы считаем достижением. Раньше бывало, что больные выжидали по нескольку дней, считали, что все образуется, «само рассосется», и поступали в больницу, когда уже было слишком поздно.
– Как вы выбрали свою медицинскую специализацию?
– Мне кажется, я неврологом родилась. Мне всегда нравились динамика, движение. Всегда привлекала экстренность… Это, думаю, и легло в основание моего выбора. Еще на первом курсе мединститута ходила в анатомический кружок. Мой интерес к сосудам оттуда. Меня привлекали магия мозга и загадочный острый инсульт, к которому тогда относились, по сегодняшним меркам, странно. Например, считалось, что таких больных, чтоб не утяжелять их состояние, нельзя везти в стационар.
– Помните ли вы случаи, которые обострили ваш интерес к профессии?
– Были такие: два в Корсакове, один – в Южно-Сахалинске.
Сорокалетний пациент перенес инсульт на дому. Он полностью восстановился, но в коленном суставе образовалась контрактура – спастическая напряженность мышц, из-за нее он стал инвалидом. Мне тогда было обидно за мужчину. Какой коварный этот инсульт! Сейчас с больными с первого дня работает кинезиотерапевт, и последствия инсульта уже не столь фатальны.
Второй случай касался пациента, с которым дома случилась кома. Пациенту было за 80 лет. Его забрали в стационар. Я не нашла у него признаков инсульта. На пленке ЭКГ был острый инфаркт миокарда и больше ничего, что могло быть причиной комы. Затем он вышел из комы, восстановилось артериальное давление, другие показатели. Оказалось, точно, был инфаркт миокарда. Я в первый раз наблюдала кому при инфаркте и удивилась такой тесной связи между сердцем и мозгом.
Третий памятный случай наблюдался уже в южно-сахалинской городской больнице. Пациент поступил с непонятным диагнозом. Мы понимали, что у него была патология в мозгу, но какая? Как ее увидеть? А в больнице стоял новенький компьютерный томограф, которому еще не перерезали ленточку. И мы пошли на нарушение: завели оборудование досрочно и увидели гематому от легкой травмы. Оперировали и спасли человека. Без КТ было бы худо.
– Татьяна Ивановна, сильно медицинская диагностическая техника облегчила жизнь врачей и судьбу пациентов?
– Да, работать стало легче. Но без знаний, практической подготовки, без ответственности только с помощью ее одной диагноза не поставить. Все равно врач, его профессионализм, его смелость на первом месте. На первом месте его личная ответственность.
У нас больные очень сложные, и мы в центре решения принимаем вроде бы коллегиально, но все равно ответственность персональная. Обсуждение операции делается для того, чтобы коллегиально определить степень рисков, вреда или пользы, ведь любая операция – это внедрение в организм.
– Один из ваших коллег отозвался о вас: «Она из поколения еще тех врачей». Я расценила эту оценку как похвалу.
– Спасибо. Для меня это комплимент. Когда я поступала в медвуз, молодежь чаще всего шла в медицину по призванию. Я, например, относилась к своей работе как к какой-то миссии. Ты пришла в медицину, чтобы сделать какой-то вклад в нее, говорила я себе. Я и сейчас так считаю. Мне хотелось бы довести свое дело до логического конца, теперь я уверена, что отделение с моим уходом продолжит рост.
– А вы что, уходить собрались?
– Нет, пока у меня интерес к работе не пропал. Но я считаю, что молодых врачей надо воспитывать. В каждом медицинском коллективе есть «золотой фонд» из опытных специалистов, он составляет где-то его четверть и определяет дух коллектива.
– Случались ли разочарования в вашей работе?
– Таких, что возникало бы желание уйти из профессии, не было. Но вопрос «На месте ли я?» время от времени вставал. Чаще после того, как кому-то не смогли помочь. Но благодарение Богу, что у меня есть призвание. Оно помогает справляться с разными настроениями, выжить в самое трудное время.
– Ваш муж тоже врач?
– Муж мой Алексей Алексеевич заведует отделением функциональной диагностики в железнодорожной больнице.
Благодаря тому, что мы коллеги, в семье есть понимание. Не знаю, как бы переживал мою увлеченность работой человек другой профессии.
Мы с Алексеем познакомились в Благовещенском мединституте, студентами. А поженились мы в Корсакове, куда он уехал работать по распределению. У нас родились сын и дочка. Потом мы взяли в семью мальчика – из родственников.
Самое счастливое время было, когда дети подросли, у дочери родились близняшки. Но потом дочь уехала в Шотландию, наш сын трагически погиб…
– Есть у вас любимые увлечения?
– Люблю поездки. Каждую служебную командировку стараюсь использовать для того, чтобы познакомиться с новыми городами.
Была на конгрессах в Австрии, Франции, Чехии, все, что можно было посмотреть, посмотрела. И наоборот – куда бы я ни поехала как турист, обязательно посещаю местные клиники и центры. Дважды ездили с мужем к дочери в Шотландию. К своему стыду, так и не освоила английский язык.
Люблю исторические книги. Фильмы, номинированные на Оскара, – как правило, они глубокие. После смерти сына заинтересовалась христианством. Не могу сказать, что я ударилась в религию, но вера в Творца у меня есть.
