Анивчанка Валентина Викторовна Компаниец родом из Ленинграда, 1937 года. Когда началась война, ей не было и четырех лет.
Валентина Компаниец. 19 лет. На преддипломной практике в Ярославле.– Что сохранила детская память?
– Не помню ни отца, ни мать, – рассказывает она. – Помню только, когда бабушка умерла, я начала искать, кто меня покормит. Бежала по Невскому проспекту, меня заметили милиционеры, за руку привели домой. Увидев, что заботиться обо мне больше некому, составили акт и определили в детский дом.
Это было в марте 1942-го. А в ноябре через Ладогу детдом эвакуировали в г. Шую Ивановской области и разместили в одном из корпусов драмтеатра. Нас навещали солдаты. На встречу Нового 1943 года принесли по ведру очищенной картошки и морковки. Та ночь запомнилась еще первой трансляцией по радио Гимна Советского Союза в исполнении Краснознаменного ансамбля Александрова. Гимн звучал так мощно и красиво, что мы, дети, поняли: теперь наша армия точно победит! А когда грянул праздничный артиллерийский залп, мы соскочили с кроватей, прильнули к окнам. Воспитатели нас еле успокоили…
Через два года детдом перебрался в Мстёру Владимирской области, в бывшую купеческую усадьбу. Жили неплохо, сами себя обслуживали. Американцы присылали подарки: пальто, перчатки, шерстяные носки, тапки, готовальни, а на Новый год – банки с жидким шоколадом. Великой радостью для нас стала Победа.
– А как вам жилось после войны?
– В 1946-м детдом детей городов-Героев (так он стал называться) принял новый директор Николай Федорович Пилецкий. Сразу завел корову и двух свиноматок, которые принесли приплод – 18 поросят! Двух из них оставили себе, остальных реализовали, купили продукты. Свинарник был с большой печкой. Когда она топилась, мы на лопате запекали в ней свеклу. Наелась я этой свеклы так, что потом 30 лет вместо борща варила щи.
– Какой была атмосфера детдома тех лет?
– Хорошей, доброжелательной. Жили дружно, друг за друга стояли горой, оттого и не было острого ощущения сиротства. При всем при том порядок был почти армейский. Утром вставали, заправляли кровати, умывались, одевались, завтракали – и в школу. Так нас учили, и мы так малышей воспитывали. Летом за косарями сгребали сено, серпом жали траву для подсобного хозяйства, возделывали огород. Мальчишки работали в столярной мастерской. Когда появились три швейные машинки «Зингер», жена директора детдома научила девочек шить.
Работали группами по четыре часа в неделю. Шили простыни, пододеяльники, наволочки из раскроенного материала. Деньги на ткань и нитки выделяла Мстёрская клееночная фабрика – одна из трех в Советском Союзе. У нас с ней, если говорить современным языком, был бартер все пять лет. А себе шили белье, фартуки и школьные платья. В поселке мы были «законодателями моды». Какого фасона форму придумаем, такой и местные девчонки копировали. На уроках труда мы вязали крючком салфетки и дорожки. На больших пяльцах гладью вышивали шторы для детдома. Эти навыки в жизни очень пригодились.
– Чем детвора занималась в свободное время?
– Пела в хоре. Слепой баянист-фронтовик научил нас военным песням. На клееночной фабрике у своих избирателей часто бывал депутат Верховного Совета СССР Алексей Николаевич Косыгин. Он и с нами дружбу водил. Когда приезжал, мы собирались в клубе, давали концерты и всегда получали сладости. Дни рождения отмечали коллективно четыре раза в год. Мой праздник приходился на четвертый квартал. На таком чаепитии в октябре однажды побывал Алексей Николаевич. Я тогда училась в девятом классе.
А какая в детском доме была библиотека! Больше всего мы любили читать сказки Пушкина и произведения Некрасова. Занимались физкультурой и спортивными играми. Призом за победу на районных соревнованиях по волейболу стали патефон и набор пластинок Лидии Руслановой и Федора Шаляпина. В 1951 году наша команда победила на областных соревнованиях во Владимире. Ее наградили настольным теннисом и путевкой в Артек. Мне к тому времени исполнилось четырнадцать, и во всесоюзный пионерский лагерь меня не взяли.
– До какого возраста сироты воспитывались в детдоме?
– 14-летних с семью классами старались трудоустроить или определить на фабрично-заводское обучение. Директору детдома Пилецкому не нравилась такая практика. В 1951 году он поехал к Сталину (а попал на прием к Ворошилову) с предложением: выпускать детдомовцев во взрослую жизнь по окончании десяти классов. И вскоре вышел указ, разрешавший сиротам, которые учатся без троек, оканчивать в детдомах десятилетку. А нам действительно не хотелось покидать ставший родным кров, мы старались хорошо учиться, во всем помогали друг другу.
В декабре 1952-го я заболела хронической ангиной. В доме было зябко, хотелось согреться. Печки в бывшей усадьбе были огромные. Я топку открыла, а потоком воздуха сарафан затянуло в печь. Воспитательница бросилась ко мне, накинула пальто, чтобы сбить пламя. Но ожог живота был очень сильным. В изоляторе пролежала три месяца. Друзья навещали, приносили задания, так что я в учебе не отстала и оказалась в числе первых трех воспитанников, кто окончил в детдоме 10 классов. С этим событием нас поздравил Косыгин.
– В какой профессии себя видели?
– Хотела стать швеей. Сдала два экзамена в Ленинградский швейный техникум, но там не было общежития. Так что в районном центре Вязники окончила теплотехническое отделение техникума и в декабре 1956-го по распределению поехала в Башкирию. Стала начальником котельного цеха суконной фабрики Уфы. В подчинении у меня было 47 мужчин.
– Справлялись?
– Неспокойная была работа… Более ста лет фабрика проработала на казахстанском угле. Составы приходили на железнодорожную станцию, машины туда посылали и караулили, чтобы водители все топливо доставляли в котельный цех и на сторону не сбывали. Потом мы скооперировались с главным инженером и главным механиком и заключили с нефтепромыслом договор, чтобы к нам провели газ. Пришлось мне ездить в институты и в органы власти Уфы, чтобы разрешили протянуть 12,6 км газопровода. В Башкирии кругом сопки, ландшафт сложный, тем не менее газопровод запустили на четыре месяца раньше срока – в январе 1959 года. Позже мы добились, чтобы голубое топливо провели в поселок и соседние деревни.
Газораспределительную станцию построили вдали от поселка. Технология поначалу была незнакомая. Работали на станции одни мужчины. У некоторых хромала дисциплина, были и любители выпить. Приходилось постоянно контролировать ситуацию, особенно в вечерние смены. А это пять километров пешком в оба конца в любую погоду и преимущественно в темное время суток. Но ответственность была выше страха.
Когда производство газифицировали, пришлось в Уфе пройти курсы, чтобы создать химлабораторию. Сама училась и учила девчонок-лаборанток. Старалась всюду успевать. На фабрике мой труд ценили. Каждый год во время отпуска давали путевки туристические, в санатории или дома отдыха.
– У вас к тому времени уже была семья?
– Да. Муж служил в армии, а сын практически круглосуточно находился в яслях под опекой заведующей, поскольку детсад давал мне заказ на пошив раскроенных детских вещичек. Приходила с работы, садилась за швейную машинку, строчила платьица, рубашечки, штанишки, зато не платила за содержание ребенка. Один выходной день и тот был трудовым, поэтому март 1967 года запомнился пожизненно. Сколько радости было, когда в стране указами ввели укороченный рабочий день в пятницу, а субботу и воскресенье объявили выходными.
– Как вы оказались на Сахалине?
– В три года сильно заболел сын, врачи посоветовали сменить место жительства. Муж завербовался на остров, а я уже приехала вольнонаемной. Григорий Иванович устроился токарем в геологоразведочную экспедицию, а я – техником по учету на энергопоезд № 147, он обеспечивал электроэнергией Новиковский угольный разрез.
В Новиково мы прожили немногим более десяти лет. Держали корову, кур, гусей, уток, поросенка. Вставали ни свет ни заря, чтобы всех обиходить. К 7 часам утра каждый день приезжала машина из совхоза «Корсаковский» (он ежемесячно снабжал комбикормом) и принимала по 5 литров молока, остальное раскупали люди. Я и сметану, и творог, и масло делала. На Сахалине сын выздоровел и ничем не болел, так что мы все силы отдавали работе.
В 1973 году бригада мужа завоевала знамя министерства геологии РСФСР и ЦК профсоюзов работников геологоразведочных работ. Григория Ивановича премировали квартирой на выбор. Семья отметила новоселье в Луговом. А я десять лет трудилась в Доме быта, одиннадцать лет кастеляншей в Дальневосточном морском управлении разведочного бурения и шесть пенсионных лет сторожем в сельсовете.
– И каким получился ваш общий трудовой стаж?
– Полвека. Дорожу двумя медалями «За долголетний добросовестный труд» и тем, что четыре раза заносилась на областную Доску почета.
– Что было самым тяжелым в жизни?
– Смерть мужа и дочери, погибшей в автомобильной катастрофе. В 61 год я стала опекуном двух внучек 12 и 8 лет. Подняла их на ноги. Сейчас они уже сами растят троих детей. Оставила им трехкомнатную квартиру в Луговом и переехала в Аниву к сыну Сергею. Вниманием его семьи и родственников не обижена. Да и школьники и общественные организации приглашают на встречи, особенно накануне Дня Победы. С интересом рассматривают медали «50-летие снятия блокады Ленинграда», «Жителю блокадного Ленинграда», юбилейные «60 лет Победы» и «65 лет Победы». Рассказываю им о пережитом, каждый раз мысленно возвращаюсь в детство и юность.
– Удалось ли вам что-либо узнать о судьбе родителей?
– Нет, сколько ни пыталась. В 1953 году в детдом Мстёры приезжала комиссия из Ленинграда. Мне сообщили, что по метрикам я родилась не 17, а 13 октября 1937-го. А в конце 1990-х вместе с медалью из Ленинграда пришло свидетельство о рождении, где значится: отец – Виктор Михайлович Лысов и мать – Анна Максимовна Бобылева. Они ушли в безвестность, подарив мне жизнь, большую, трудную, интересную.
Л. Степанец.
