Моя Великая Отечественная война

Вспоминая грозные годы…
Время неумолимо. Ветераны, отстоявшие в 1945 году независимость Родины в битве с коварным врагом, уходят в небытие. Все меньше остается и тех, кто по причине малолетства сам не воевал, но тоже с избытком хлебнул военного лихолетья. Дети войны… Отдавая дань этому поколению, на своем примере хочу рассказать о тяжелом периоде в жизни нашей страны, о будничных и героических событиях, участником и свидетелем которых был я сам.
Сентябрь 1941 года. Страна, как сжатая пружина, сдерживает натиск фашистов на ближних подступах к столице. Мне двенадцать лет. С младшей сестренкой Юлькой и родителями мы живем на станции Икша в 45 километрах от столицы.
Отец – железнодорожник, старший мастер пути. На его ответственности состояние участка железной дороги начиная от Москвы и до города Дмитров. Это что-то порядка 90 километров.
Мама – домохозяйка. На ней лежат заботы о корове, курах, утках и, конечно, о детях, которые еще не до конца понимают опасность надвигающейся беды.  Путейский домик, в котором мы жили, находился в полукилометре от станции, между линией железной дороги и каналом имени Москвы. Большую часть дня с приятелями мы обычно проводили купаясь в канале.
Все чаще над нами с характерным для немецких самолетов завыванием пролетают эскадры немецких стервятников. Курс у них на Москву. До сих пор не могу забыть звук их моторов. А в другую сторону мимо нас идут эшелоны с нашими воинскими частями, направляющимися на фронт.
Могли ли мы, мальчишки, оставаться равнодушными, когда вся страна ополчилась против оккупантов, чтобы дать им отпор? Конечно, нет! С приятелем начинаем готовить сухари. Рассчитываем забраться в один из проходящих эшелонов и упросить красноармейцев взять нас на фронт. Однако наш заговорщицкий план был своевременно раскрыт родителями. Мы с приятелем получили основательную взбучку.
А отцу, который получил звание инженер-майора, между тем поступила команда эвакуироваться в Москву. Отец подогнал к дому паровоз с теплушкой. Рабочие стали грузить в нее домашний скарб. Времени в обрез, перегон на время погрузки закрыт, да и немцы уже на подходе. Немало было слез, когда корове косой перерезали горло и, не разделывая, бросили тушу в вагон. В самый разгар погрузки послышался гул моторов, и мы увидели, как над линией железной дороги на высоте около 50 метров со стороны Дмитрова на Москву летит двухмоторный с желтыми крестами самолет. При его приближении все разбежались в стороны. Я, как помню, бросился в канаву и закрыл голову руками в ожидании взрыва бомбы. Но взрыва не было. Очевидно, то был разведчик, который мимо нас прошел в сторону Москвы.
Когда погрузка была завершена, паровоз с нашей теплушкой встал на первом пути прямо напротив здания вокзала. Однако двигаться дальше на Москву нам не пришлось: машиниста с нашего паровоза забрали на бронепоезд на место убитого. С наступлением ночи, намучившись, мы все заснули в теплушке мертвым сном. Не спал только отец. Он находился в диспетчерской в здании вокзала. А ночью мы проснулись от чудовищного взрыва. Выскочив из вагона, увидели на месте вокзала дымящиеся развалины. От диспетчерской остался только угол. К счастью, отец вскоре выбрался из завала.
Когда немного утихло, из-под развалин стали слышны стоны. Как потом выяснилось, в зале ожидания находился взвод красноармейцев, многие из них после взрыва бомбы погибли. Всю оставшуюся ночь мы с сестрой, мамой и отцом разгребали завалы, освобождая оставшихся в живых раненых красноармейцев и делая все возможное, чтобы оказать им посильную помощь.
С наступлением дня отец каким-то образом нашел машиниста, и к вечеру мы были уже в Москве. В столице нам выделили комнату в здании конторы дистанции пути. В ней мы жили около полутора лет, пока фашистов не отогнали достаточно далеко от Москвы. Это было тяжелое и опасное время.
Что представляла собой в те дни Москва? За Урал были эвакуированы многочисленные промышленные предприятия вместе с их коллективами. Город затаился в ожидании чего-то страшного. Пустынные улицы, немногочисленные прохожие, военные патрули, проверяющие подозрительных лиц. На каждом перекрестке металлические противотанковые «ежи», сваренные из двутавровых балок и рельсов. Во всех домах окна перекрещены белыми бумажными лентами, которые по идее должны уберечь стекла при взрыве. В реальности результат от этой предосторожности был нулевой, но жителям эти ленты оставляли какую-то надежду. Девушки из частей ПВО периодически проносили по улицам на новые места дислокации аэростаты воздушного заграждения. В городе началось мародерство, но было быстро задавлено – по приказу главнокомандующего мародеров расстреливали на месте без суда и следствия.
Несмотря на мощную противовоздушную оборону, к городу начали прорываться отдельные воздушные стервятники. Появились разрушения, пожары – наряду с обычными бомбами немцы сбрасывали огромное количество мелких зажигательных бомб.
Ночное небо Москвы было исполосовано пересекающимися лучами прожекторов, в перекрестье которых иногда попадали белые точки немецких самолетов. Прожектора хватали их мертвой хваткой и не отпускали до тех пор, пока зенитчики не разделаются с ними.
Чуть устроившись на новом месте, мы с мамой и другими не выехавшими в эвакуацию москвичами стали регулярно выезжать копать противотанковые рвы. Так продолжалось до сильных морозов. Отец постоянно пропадал на линии. Сколотив с близживущими пацанами небольшую команду, мы начали дежурить во время налетов немецких самолетов: охотились за «зажигалками». Немцы сбрасывали их беспорядочно, и они чаще всего падали на пустые места и нередко становились нашей добычей. Вооружившись клещами, которые были на каждом противопожарном щите многих домов, мы бросали зажигательные бомбы в бочку с водой или в ящик с песком и засыпали их. Все это делалось с немалым риском – все-таки температура горения была высокая.
Во время таких дежурств стоять надо было обязательно под каким-нибудь навесом, так как с неба постоянно сыпались осколки от наших зенитных снарядов.
Зима 1941 – 1942 годов выдалась на редкость суровой. Под Москвой вымерзли сады, в лесах Подмосковья полностью погибла лещина, с которой мы прежде мешками собирали орехи. Но зима остудила и пыл горе-завоевателей, они впервые пожалели, что ввязались в эту авантюру. Для нашего военного командования наш дед-мороз оказался стратегическим союзником. Немцы к этому не были готовы.
Из-за проблем с топливом в Москве почти полностью прекратилось централизованное теплоснабжение, в дело пошли буржуйки. В их чреве сгорали старые отслужившие свое деревянные здания, заборы, все, что могло гореть. Чтобы не замерзнуть, и мне приходилось постоянно промышлять по части дров.
Сильные снежные заносы осложнили железнодорожное сообщение, отец постоянно пропадал на линии. Он командовал снегоочистителем. Эта техника в то время была довольно примитивной. Позиция отца находилась в носу снегоочистителя, откуда он давал команду «закрыть» или «открыть» крылья снегоочистителя. При этом каждый штурвал крутили по два рабочих. Общий состав команды снегоочистителя составлял 6 человек: отец, 4 штурвальщика и истопник. Задачей последнего было топить буржуйку. Исполнять эту обязанность отец постоянно брал меня. После прибытия на станцию штурвальщики валились с ног и засыпали мертвым сном. Пропадали мы на линии по нескольку суток. Чтобы команда не умерла с голода, каждому выдавали так называемые путевые карточки, по которым мы имели право приобретать продукты в любом магазине. Конечно, в строго лимитированном количестве.
Где-то в декабре 1941-го, выехав на снегоочистителе из Москвы в сторону Дмитрова, узнали, что обратный путь нам отрезан – немцы прорвались и перерезали железную дорогу в районе станции Луговая. Но, к счастью, буквально через полдня наши их оттуда выбили, и мы благополучно вернулись домой.
Чтобы рассказать об успехах наших войск, в Москве устраивали демонстрацию сбитых немецких самолетов. Их выставляли на площадях. А самая грандиозная демонстрация трофейной техники была организована в парке имени Горького. Здесь были выставлены орудия, танки, бронемашины и другая военная техника. Для ребятни тут было полное раздолье, все облазить и покрутить. Все это вселяло в москвичей твердую уверенность в нашей окончательной победе.
К весне освободились поля от снега, и, бродя по окрестностям с ребятней, мы находили немало брошенного оружия, мин, которые иногда использовали, чтобы глушить рыбу. К сожалению, это занятие, бывало, приводило к трагическим последствиям.
1942 год из-за острейшей нехватки продовольствия был особенно тяжелым. Как только сошел снег, пришлось ходить по неубранным с осени совхозным полям и искать полусгнившую картошку, из которой мама пекла не очень аппетитные оладушки, которые мы называли «тошнотики», в какой-то мере они утоляли наш голод. Но постепенно жизнь стала налаживаться, и победа становилась все ближе. А впереди были годы учебы и участия в подъеме народного хозяйства.
Ю. АНДРЕЕВ,
почетный ветеран Сахалинской области.
Оавторе
Андреев Юрий Иванович. Родился в 1929 году. После окончания Московского лесотехнического института в 1953 году приехал на Сахалин. Начинал в Томаринском леспромхозе старшим инженером производственного отдела. В 1965 – 1968 годах работал председателем Макаровского райисполкома. В 1970 – 1973-м был первым секретарем Углегорского горкома КПСС. С 1973 по 1985-й – заместитель генерального директора объединения «Сахалинлесбумпром». С 2000 по 2010 год был первым заместителем председателя областного совета ветеранов войны, труда, вооруженных сил и правоохранительных органов.