В деле о крушении БАТМ «Дальний Восток» нет никаких объективных сложностей и препятствий для справедливой оценки доказательств. Достаточно без перекоса положить эти доказательства на чашу весов Фемиды – и одних только фотографий судна и результатов подводной съемки будет достаточно для безусловного перевеса в сторону невиновности осужденных. Не говоря уже о многочисленных показаниях свидетелей, потерпевших и многом другом. Ведь абсолютно все выжившие в катастрофе потерпевшие – это не кто иные, как свидетели-очевидцы, они же являются стороной обвинения в суде. И вот как необычно на сегодняшний день выглядит эта ситуация…
В самом первом судебном заседании суда апелляционной инстанции были озвучены жалобы семи потерпевших, в которых они считают, что приговор следует отменить, поскольку осуждены невиновные. К ним следует прибавить еще троих потерпевших, которые написали свои возражения по тем же основаниям. Итого не менее 10 человек в составе стороны обвинения выражают свое мнение против приговора суда в связи с невиновностью осужденных, а значит, не поддерживают выдвинутые в отношении их обвинения.
О чем рассказывают эти люди?
Н. Куденко, второй механик (отработал на затонувшем судне 16 лет и перегонял его в п. Пусан):
– Я перегонял это судно из порта Лас-Пальмас Канарских островов до Пусана, присутствовал полностью во время переоборудования в Пусане и находился на этом судне вплоть до момента его гибели. Я с полной ответственностью и категорично заявляю, что никаких дополнительных вырезов в бортах не делалось. Были штатные шпигаты – всё.
Человеческий фактор сыграл свою роль. Ошибки судоводителей: старпома и капитана. Я никак не могу понять и объяснить действий капитана. В таких экстренных кризисных ситуациях руководство должно быть очень быстрым и конкретным! А с мостика вообще никаких команд не поступало. Ни общесудовой тревоги не было объявлено – ничего. Полная тишина.
В воде холодно не было, потому что в первый момент обжигает, а потом уже не чувствуешь этого холода. Ну, о смерти, конечно, думал. Прекрасно сознавал, когда прыгал в воду: минут 10 проживу. Страха не было. Когда уже подняли на борт, я отогрелся – не поверил, что выжил.
Ф. Капуза, тралмастер (отработал на затонувшем судне 15 лет и перегонял его в п. Пусан):
– Если бы нарушения какие-то были, я пошел бы чемодан собрал и сам настоял, чтоб меня в первый порт везли и списывали, потому что вроде жизнь – самое главное у нас.
Капитан должен был принять решение, произвести тревогу общесудовую, задраить судно и дальше команды давать. Но ничего не производилось и ничего не делалось.
Я два раза в рубке был. «Что ты пришел?! – на меня и внимания не обращают. – Надоел, иди отсюда». Мне так и было сказано: «Иди отсюда, разберемся – не твое дело!».
Всего было достаточно: и плотиков, и спассредств. Можно было спастись спокойно.
Ремонт такой грандиозный был! В Пусане вообще денег не жалели: что, например, я себе на палубе заказывал, все давали. Ремонт машины производился, ремонт рефки, ремонт палубы, в цеху убирали старое оборудование – ставили новое. Делался ремонт, и качественный ремонт, с моей точки зрения.
Э. Алиев, мастер рыбообработки (участвовал в перегоне судна через Атлантический и Индийский океаны в п. Пусан):
– В суде говорили, что в рефотделении (помещении холодильных машин) не было двери, но это не так. Я сам спускался в цех, когда уже был критический момент, и лично задраил эту дверь.
В воде все время думал, когда же я усну. Проходит время, глаза открываю, и чайка летит над головой. Три парохода прошло мимо, но даже кричать смысла не было – далеко шли. Около 4 часов я провел в открытом море.
Спросите у любого матроса, никто в здравом уме не пойдет в рейс с дырявым бортом. Халатности никакой не вижу, если бы судно не было готово, то его не пустили бы в море. В решении суда пишут, что вырезали водонепроницаемые переборки – это практически невозможно. Надо быть дураком, чтобы их резать.
Спасательных гидрокостюмов тоже хватало всем. Мы получали много новых после ремонта. Коллеги даже говорили, что рядом с ними проплывали запечатанные костюмы, еще в упаковке. Кто-то брал по два костюма, один надевал, на другом плавал.
Я уважаю капитана — он был хороший рыбак. Но он также вместе с этой рыбой загубил и пароход. Все траулеры одинаковые, просто ими надо управлять нормально. Разумный человек нужен на мосту.
И. Полищук, матрос палубной команды (участвовал в ремонте судна):
– Большая часть левой стороны судна находилась в воде. Я просто скатился в нее и погреб до соседнего плотика. Я затащил туда капитана, а старпом у меня сорвался – я не смог его удержать. Капитан в плоту умер, он не был одет в гидрокостюм.
Когда мы находились в море, то никаких вырезов не было. Были стандартные шпигаты, как на любом другом БАТМе.
Непонятно, зачем данных людей осудили. Я не вижу логики в этом приговоре, у нас сработал человеческий фактор. Не хочу никого из наших командиров, которых уже нет в живых, виновными выставлять, но капитан сам решил так поступить, а не иначе. Руководители компании отправили наше судно на получение топлива и перегруз, а он решил продолжить рыбалку. Мы подошли к перегрузчику «Андромеда», но капитан решил поменять курс и пошел в другой район лова.
Можно и далее цитировать рассказы потерпевших, которые считают осужденных невиновными, но на это не хватит всей газеты.
Российский законодатель наделил прокурора правом отказаться от поддержания обвинения в суде, но такого в нашем процессе официально не происходит. Однако группа потерпевших, заявляющая о невиновности осужденных, – тоже часть стороны обвинения. И их мнение следует воспринимать как собственный отказ. Пусть не официальный, пусть это отказ не самого прокурора, на которого возложены функции поддержания обвинения, но это весьма существенный фактор, который является поводом глубоко задуматься о происходящем.
Фактически это раскол позиции внутри стороны обвинения – когда определенная часть ее состава выступает за то, чтобы признать фигурантов дела виновными и наказать, а другая, наоборот, считает их невиновными и настаивает на оправдании. При этом и те, и другие являются потерпевшими и должны быть заинтересованы в наказании виновных. Но, как выясняется, со стороны обвинения далеко не все поддерживают существо обвинительной позиции.
Не могут согласиться с приговором суда те, кто хорошо знает конструкцию судна, долгие годы работал на нем, перегонял судно через два океана, принимал участие в его ремонте, а потом наблюдал его гибель. Если игнорировать показания таких свидетелей, не пожелать взглянуть на фото судна, оставить без внимания результаты подводного исследования, то в этом случае и весы правосудия нужно запереть в чулане.
Вопросы справедливости и нравственности никогда не выйдут из моды, и наказанию должны подвергаться только виновные, а не все, кто попал под подозрение и занял в суде место подсудимого.
Знаменитый российский прокурор и судья А. Ф. Кони, посвятив свою жизнь служению закону, так рассуждал об этом: «Обвинительный акт, опирающийся на различные доказательства, между которыми главное место занимают свидетельские показания, может оказаться лишенным всякой силы, когда эти доказательства при разработке их судом на перекрестном допросе, при обозрении их или при экспертизе предстанут совсем в другом виде, чем тот, который они имели в глазах обвинителя, составлявшего акт. Данные обвинительного акта могут остаться и нетронутыми. Но то, что будет приведено защитой подсудимого или им самим в свое оправдание, может до такой степени правдиво изменить житейский облик подлежащего суду поступка, установив на него иную точку зрения, что поддержание обвинения во что бы то ни стало являлось бы действием не только бесцельным, но и нравственно недостойным».
Евгений ЕФИМЧУК, адвокат.